В ночи, которой час неведом,
Вне измерения земли —
Два странных голоса беседу
Ожесточённую вели.
– Он наш! – ярился вестник адский.
– Он сам себе назначил путь,
Молясь в темнице бессарабской
«Спаси меня – хоть кто-нибудь!»
– Не вы пришли ему на помощь.
– Он с вами был бы чист, но мёртв.
– Того, кто Небом брошен тонущ,
Легко утягивает чёрт!
– Бежав, освобождённый нами,
С семьёю через океан,
Теперь он обречён на пламя,
Душою нам во власть отдан.
– Он возместит десятикратно
Ему подаренную жизнь:
Предавшись злобе безвозвратно
И душегубством занявшись.
– Он умертвит и растерзает
Тех, кто невинен. Тех, кто слаб.
Тех, кто любить его дерзает,
Чья жизнь добро ему несла б.
– Он будет нападать, как хищник,
И Монреаль погрузит в плач.
– Снаружи – досточтимый книжник.
– Внутри – разнузданный палач.
– Уймись, отродье! – в тихой речи
Как будто заструился свет.
– Он был испуган и беспечен
И допустил дурной обет.
– Но даже ересь манихейства
Не повергает дух во тьму.
– Он не искал ценой злодейства
Свободы телу своему.
– Да. Будет мерзок он и гнусен,
За то, что ты ему помог.
– И дар, в котором он искусен,
Растопчет сам в грязи у ног.
– Слова его – во власти скверны.
– Он станет поносить, как пёс,
Достойных, праведных и верных.
– Но делом только благо б нёс!
– Не тягче крест его до века…
– Ступай же, враг лукавый, прочь!
А между тем заря Квебека
Собою разогнала ночь.
И человек, проснувшись утром,
В дневник свой запись накропал,
Заполнив строк потоком мутным
Про genitalii и kal.
Вот так самозабвен и нагл
Он над похабщиной корпел.
А где-то тихо плакал ангел,
И бес в бессилии шипел.
…Помолимтесь же за собрата!
Та злость, которой он дрожит —
Лишь отдалённая расплата
За гнёт, что был им пережит.
Пчёлки-шпионы, спецы иностранные!
Что облетаете Землю, как листики?
Вы соберёте свой мёд – разведданные —
С пользой невольной для карт и лингвистики.
Знаний пыльца в дисциплины научные
Вас покрывает в сомнительном рвении.
Может быть, Кнорозов дал ещё лучшее,
Перенесясь в Юкатан на мгновение —
Будь он, как вы, выездной по заданию,
Распознавая писанья майяские?..
Но он России служил, не Британии,
В годы советской чумы, а не царские.
Много текстов прочтя в телеграм и ЖеЖе,
Проверяй, просвещаешь кого ты!
Тех, кто видит их – видят и сами уже
Новиопы, масоны, каготы.
Эх, Британия рухнет,
Эх, Содружество само падёт
Покорно, позорно —
Да рухнет!
Англичанин-подлец, чтоб Короне помочь,
Изобрел за идеей идею.
А наш русский народ за столетнюю ночь
Хочет крепко пожать ему шею.
С чужаками не спорь, чужакам не служи,
Не сажай чужаков с собой рядом.
Чужаки за улыбками прячут ножи,
А сердца их наполнены ядом!
Но однажды оденет очёчки народ,
Просчитается Фирма жестоко,
От Марокко до Уэлльса – Европа придет,
И от Бреста до Владивостока!
Это воля богов, а не маршаллов план,
Это натиск, а не дуэль.
Мы отнимем у белых обратно Ацтлан,
Святыню наших земель!
Мы не звали их плыть на свои берега,
Не просили ружье и крест.
Наших предков сломившего силу врага
Мы изгоним из этих мест.
Мы накормим их мясом наши мечи,
Напоим кровью клинки.
Будут копья в утробах у них горячи,
А стрелы в сердцах тонки!
Пусть в Европу от нас уползут, как щенки,
И когда совершится наш суд,
Пирамиды к голодному солнцу соски
С синекожими вознесут!
Он артист! Он роль играет.
И на сцене в ходе пьесы
Он живёт и умирает.
И венчается – для прессы.
Но когда софиты прячут,
Гасят свет и грим смывают,
Снова грустный рыжий мальчик
Одиноким пребывает.
«Мама, глянь, что я осилю!
Я успешный! Я послушный!»
Только мама – и Россия —
Молчаливо равнодушны.
Стонет железо под молотом в кузнице,
Форму сменяя по воле творца.
То раскалится и в воду опустится,
То на проковку – и так без конца.
Нам ли судить и жалеть о страданиях?
Каждый в дороге судьбы одинок.
Может, из нас Надмирское сознание
Болью куёт совершенный клинок?
Ещё не раз наверняка
Нам на экранах и трибунах
Покажут нового стрелка
И жертв его, таких же юных.
Зачем рука его тверда?
И замысел взлелеян дикий?
Ужель хотел он навсегда
Свой крик в чужие спрятать крики?
Но кто бы ни был виноват —
Нам всё равно за это будет:
Спецслужбы что-то запретят,
А либеральный мир – осудит.
Вчера на работе в доп. офисе банка
Я был посещён необычным Клиентом:
Он был бородат, с горделивой осанкой,
Как будто в ночную рубаху одетый.
Не стрижены волосы – свисли до плеч! —
И чтобы картина полнее была,
Скажу: он держал ослепительный меч,
Которым чесал два огромных крыла.
Сказал он: «Раб божий!… простите покорно,
Точнее, хотел я сказать: господин!