Сила – это еще не справедливость. Справедливость – это и есть сила.
Рыцарский кодекс. XIV век.
Вильям Шекспир. XVI век.
В обычные времена выдвигают тех, у кого есть деньги и связи, в трудные – достойных.
Никколо Макиавелли. XVI век.
Снится мне сон о прошлом и будущем.
Белополье живое и мертвое.
Даже во сне Максим слышал, как над его родным городом звучала великолепная «Черемшина», и чувствовал роскошный запах сирени, заполнявший его широкие улицы, укрытые вечерней прохладой от дневного зноя.
Пришедший в город вечер был по-настоящему хорош, ему радовались ярко освещенные дома с еще не закрытыми на ночь окнами. Нарядно одетые парни и девушки отплясывали на большой круглой танцевальной площадке в городском саду у базара, где на высокой крытой эстраде играл местный вокально-инструментальный ансамбль. У домов на лавочках беседовали довольные теплой ночью жители, и все четыре городские кафе в центре были заполнены до отказа. В богатом казацком городе было чисто и уютно, и прекрасное будущее ждало всех, кто его хотел.
Вдруг со стороны Сумского шляха в город вошли черные тени, и Максиму сразу стало невыносимо жутко. На танцплощадке сама собой затихла музыка, и заполнявшая ее молодежь сначала медленнее, потом все быстрее начала расходиться из городского сада. Широкие людские потоки разделялись на небольшие ручейки, исчезавшие в переулках.
Ночь стала черной и страшной, тревожные сполохи забили у Проруба и моста на Ворожбу, и Максим сразу понял, что в его родной город пришла беда.
Основанное героями-казаками Ивана Богуна Белополье в 1972 году дружно отметило свое трехсотлетие. Пятьдесят тысяч горожан и сельчан округи могли учиться и работать где и кем угодно, было бы желание. Город делал мясо и колбасу, отличный сыр и масло, ситро, карамель, пахучий хлеб и всегда свежие булочки с маком. Машиностроительный завод, мебельная фабрика, мастерские делали свою продукцию, находившую своих покупателей. Три книжных магазина и две библиотеки не пустовали, а музей великого педагога Макаренко рассказывал всем желающим, как стать настоящим человеком. Школы, интернаты и училища готовили детей так, что они поступали в харьковские, киевские и московские институты. Дом культуры, музыкальная школа, кинотеатр, где перед сеансами играли ее ученики, были забиты белопольцами, совсем не собиравшимися уезжать из города межи очи на заработки. У всех была работа и деньги, которые люди тратили на товары и услуги, ходили друг к другу в гости, где в вишневых садочках пели удивительные украинские песни. Все ездили куда душа пожелает, благо через железнодорожную и автостанцию ежедневно проходили десятки поездов и автобусов по всем направлениям.
Все, кроме войн и пожаров, было хорошо более трехсот лет, а потом, в самом конце XX века, в Белополье ворвались злодии и шахраи очередного всенародно избранного Великого Хохла, и красивого богатого города не стало. Не мытьем, так катаньем и административным ресурсом все предприятия были закрыты, ни у кого не стало работы, а вместе с ней, кто бы мог подумать, и денег, и даже хлеб стали со всей дури возить из Сум каждый день за пятьдесят километров. Магазины закрылись, и знаменитый белопольский базар, триста лет три дня в неделю заполненный до отказа, влачил жалкое существование только с утра по субботам, предлагая редким покупателям убогие продукты по запредельным ценам, валенки, телогрейки и мешки с гречкой и половой пополам.
Все и вся стало монополией гопников Великого Хохла, и даже водка в главном городском магазине у автостанции подорожала вдвое. В Белополье, которое, конечно, без хрена не сожрешь, расцвело давно забытое самогоноварение, позволявшее по цене бутылки купить трехлитровую банку горилки.
Город и район стали пустеть прямо на глазах. Люди уезжали заробитчанами галасвита, и в Белополье осталась четверть населения из пенсионеров и чиновников, число которых постоянно росло. Начальственная сволочь гребла себе все, что плохо, хорошо и хоть как-то лежало, как курица лапой, а уцелевшее население промышляло контрабандой сигарет из соседней Курской области, кражами и разбоем.
При этом за расследование надо было заплатить самим потерпевшим не только милиционерам, но даже их голодным служебным собакам, отказывавшихся идти по свежему следу. Ничего нельзя было сделать в городе без взяток и откатов, и даже в скорой помощи перед выездом выясняли у заболевших, есть ли у них гривны.
Водосборные колонки и уличные люки, на месте которых из глубоких зияющих дыр торчали ободранные ветки, и все железо, что можно и нельзя было выдрать и выломать, было сдано и, конечно, принято в металлолом. Давние соседи, как будто ждавшие этого всю жизнь, воровали друг у друга чугунные сковородки и ведра. Главной темой для разговоров еще не разбежавшихся кто куда жителей стало обсуждение того, сколько у кого собрано крышек и банок для консервирования и сколько трехлитровых банок может поместиться в погреб.
Беда пришла не только в Сумскую область. Города и местечки недавно Великолепной Украины влачили жалкое существование. Все в них стояло до горы раком, и везде было сплошное белополье, как после блокады и бомбежки, безработица и нищета. На огромную богатую черноземом страну со всего размаху упала безнадежность, и на всей Украине лежали сменявшие друг друга Великие Хохлы, их босва и босота, высасывавшие из нее все соки, которые заменялись просроченной импортной трухой, и даже вместо великолепного украинского сала можно было купить только польский суррогат.
