Лев Мартынов :-) наслаждается жизнью
4 апреля, 8:17
Большая Грузинская ул., Москва
Закрытая запись
За секунду до пробуждения спящий разум успел-таки породить чудовище: гигантский шмель с лицом генпрокурора и телом, слепленным из мыльных пузырей, вынырнул откуда-то из-за штор и навис над кроватью. Красные крылья, с которыми и дракону не стыдно было бы на публике показаться, трепетали в хаотичном ритме. Шелковая простыня поползла на пол, однако монстр успел пригвоздить её длиннющим жалом. Жужжание звучало угрожающе, хотя и постоянно прерывалось. Дыхалка слабовата.
Жжжжжж.
Пауза.
Жжжжжж.
И опять тишина.
Жжжжжж.
Прямо не шмель, а телефон с вибровызовом.
Лев вцепился в неожиданную мысль, подброшенную древним инстинктом самосохранения. Сквозь защитный кокон режима «Не беспокоить» мог пробиться входящий звонок с единственного номера, а не ответить шефу – в любое время дня и ночи – тяжкий грех. Депутат Кнутов-Пряницкий требовал от своего помощника круглосуточной преданности. Не открывая глаз, нашарил под подушкой мобильник.
– Алло…
Прозвучало это хрипло и жалко.
– Левушка, дорогой! – голос из трубки, напротив, лучился дружелюбием и бодростью. – Ты дома?
Пришлось приоткрыть один глаз и осмотреться. Взгляд метнулся безумным мотыльком от большого окна во всю стену, пробежал по золоченой лепнине на потолке, – что-то виноградно-узорчатое, в античном стиле, – и упал в изнеможении на белоснежный рояль.
– Нет, Альберт Валентинович, не дома. Я вчера с девушкой в клубе познакомился… К ней ближе было ехать.
– Повезло. Я, честно говоря, прежде думал, что твоя кобелиная натура до беды доведёт. А видишь, наоборот выручила, – констатировал депутат, прихлебывая чай. Хотя может быть и коньяк. – Домой не суйся. Они, скорее всего, уже поджидают…
– Кто? – все ещё жалко и хрипло.
– Кто-кто, дядьки в кожаных пальто, – Кнутов-Пряницкий с жадностью всосал ломтик лимона. Сочного, желтого, такого, знаете, из самого сердца Сицилии. Хотя, откуда вам знать, они в России в продажу не поступают, эксклюзивные поставки от итальянских фермеров. – Как раз сейчас идут меня арестовывать…
Первоапрельский розыгрыш? Не похоже. У шефа нет чувства юмора. Да и не шутят об этом, чтоб не накликать беду. Или… Весь апрель никому не верь?
– Люди добрые заранее звякнули, а охранники из окна три машины углядели. Успели лифты заблокировать. Пока спецназ допыхтит до 34 этажа, пока отдышится, да потом ещё в дверях с моими архаровцами потолкается… Короче, я успел сжечь папку с опасными бумагами, прямо в сейфе. Теперь можно и в наручники.
– В наручники…
Лев щипал себя за правое ухо, не участвующее в процессе общения – он всегда это делал, когда приближалась паника.
– Ты совсем пьяный что ли?! – депутат сыпанул в голос ещё пару горстей дружелюбной весёлости. – Разумеется, в наручники. И когда мы выйдем из подъезда, рядом «случайно» окажутся журналисты правильных телеканалов. С камерами и микрофонами. А потом запрут в СИЗО. Не зря мне две ночи подряд моряк в тельняшке снился, все палец к губам прикладывал…
Из трубки повеяло холодом и сыростью. Даже плесенью запахло. Не той, приятной, добавляющей пикантности французским сырам. Нет, черной плесенью, растущей в подвалах и казематах. Образ каменного подземелья, наполовину затопленного и ощетинившегося орудиями пыток, вытеснил из головы все прочие мысли. Здравый смысл жалобно поскуливал где-то в пятках.
– У тебя, Левушка, осталось два часа. Три – максимум. Натягивай штаны и беги.
Панику сдержать не удалось: все тело мгновенно свела судорога. Мышцы деревянные – не пошевелиться. Язык во рту ворочался с трудом, словно весил тонну.
– Ку… куда?
– В ближайший аэропорт. Загранпаспорт с тобой?
Лев попытался вылущить пару горошин из стручка воспоминаний. Вчера вечером из Амстердама прилетел, багаж домой забросил и сразу в клуб. Не переодевался, внизу же таксист с включённым счётчиком. Тик-тик… В кармане пиджака остались оба паспорта.
– Садись на любой рейс в Европу. У тебя же шенгенская виза открыта? Затеряйся на пару месяцев. Лучше на три. Пока я сложности разруливать буду.
Паника. Паника, в каждой клеточке тела. Клеточке… Опять намёк на тюрьму, в самом организме заложен. Паника. Паника!
– Г-где?
– Да хоть в Дортмунде! – взорвался депутат. – Найди кого-нибудь из наших зарубежных партнёров, понадёжнее. Они тебя схоронят…
– Альберт Валентинович, не надо хоронить. Умоляю! Я никому не скажу!!!
– Тьфу, дурак! Спрячут они тебя. Не светись до лета, и все. Больше ничего не требуется.
Паника перешла в новую стадию: тело стало мягким и растеклось по кровати, затопляя ямку, продавленную за ночь в матрасе, разливаясь все шире, перетекая через мирно сопящую Карину (вроде так её зовут?!), капая на паркет и собираясь дрожащей лужицей у кресла. Только здесь Лев нашёл в себе силы встать на ноги, моментально проходя нелегкий путь от амебы до человека прямоходящего. А до человека разумного не удалось эволюционировать. В голове по-прежнему пустота, которую заполняет голос шефа.
