Читать онлайн полностью бесплатно Сергей Лисицын - Перекресток

Перекресток

У него было всё. Честь, слава, богатство. Он всё потерял. Его предали и растоптали. Но судьба дает ему второй шанс. На Перекрестке возможно всё. Ведь этого мира не может быть, но он существует.

* * *

Моим любимым людям – маме, жене, дочке и брату. Спасибо, что вы есть в моей жизни.

Огромная благодарность хорошему человеку Иеро за неоценимую помощь, дружескую критику и поддержку.


Пролог

Четыре раза в день они проплывают по грязно-желтому небу, исчерченному лучами городских прожекторов. Иногда мне кажется, что сейчас они врежутся в один из небоскребов, между которыми проложена трасса. Но они, конечно, всегда исчезают в темном провале, полном испарений, поднимающихся с нижних ярусов.

Тяжелые свинцовые облака, упавшие с невидимого больного неба. Транспортные дирижабли – грузные, молчаливые, беременные штурмовыми взводами тяжелой панцирной пехоты. Я знаю, что они идут на юг, туда, где посреди мокрых, истекающих ядовитым потом джунглей стоят на выжженных площадках имперские транспорты, готовые прыгнуть в черный бесконечный космос.

Я стою, привалившись к перилам металлического балкона, и курю. Балкон опоясывает небоскреб-квартал на уровне полутора километров, вниз и вверх уходят лестницы на другие ярусы, чуть левее высовывается в пустоту язык остановки общественной транспортной платформы. Мне незачем спешить, я могу позволить себе провожать неторопливым взглядом дирижабли и глубоко затягиваться сигаретой со смесью черного канберрского и светлого анжуйского табаков.

Я поправляю шляпу. Точнее, пониже надвигаю ее на глаза и запахиваю плащ. Недовольно морщусь, обнаруживая на нем следы ржавчины. В этих кварталах от нее никуда не денешься, воздух полон влаги, город погружен в желтый, прорезаемый светом фар и вывесок туман, липкая пленка покрывает перила, грязные окна, дверные ручки, туман забивается в легкие, и начинается тяжелый мокрый кашель. Если, конечно, ты не можешь позволить себе фильтры в легких. Я – могу.

За моей спиной со скрежетом распахивается дверь бара, и я лениво разворачиваюсь. В прогорклый от машинного масла и гречневой лапши воздух вылетают вопли диксиленда и парочка визгливо хохочущих девиц, одетых по последней припортовой моде в полупрозрачные, светящиеся в темноте микроплатья. Следом за ними, нетвердо ступая, появляются и их кавалеры – по виду мелкие толкачи, не брезгующие ничем, от контрабандного трубочного табака до «весенних даров» и эмбрионов обитателей Закрытых Миров.

Проводив компанию равнодушным взглядом, я возвращаюсь к созерцанию дирижаблей. Их громады сливаются с чернотой погруженных в темноту верхних уровней, лишь синие огни чертят вдоль борта опознавательную линию, да льется из иллюминаторов рубок управления теплый свет. В транспортных отсеках этих дирижаблей окон не предусмотрено – пехотинцам нет нужды любоваться местными красотами.

Я представляю, как панцирники сидят сейчас там, в небе, неподвижные, со свистом дышат специальной смесью, подаваемой под напором насосами прямо в лицевые маски, и могильная тишина отсеков нарушается лишь неясным гулом винтов да тяжелым свистом дыхания бронированных, похожих на изваяния фигур.

Окурок обжег пальцы, и я бросаю его через ограждение. Наблюдаю, как он падает среди огней воздушных лодок, гравирикш, разбивается о прозрачный колпак рейсового транспа и исчезает, растворившись в мутном, густом, словно суп, тумане нижних уровней. Толкачи, чуть не падая с платформы остановки, машут руками, подзывая рикшу. К ним планируют сразу двое, и парочки запрыгивают на пластиковые сиденья. Девицы опускают полотнища, закрывая кабинки, и экипажи вливаются в общий поток. Я замечаю, что толкачи нервничают. Да и ушли они рановато. Значит, те, с кем я сегодня беседовал, не ошиблись. Что ж, скоро узнаю.

Возле бара становится тихо и пусто.

Пора.

Мои ботинки бесшумно ступают по влажному металлу. Дверная ручка липнет к пальцам, когда я ее поворачиваю, и, открыв дверь, я вытираю пальцы носовым платком.

Дорогу пытается заступить местный вышибала, но, сообразив, кто зашел в гости, вспоминает, что у него есть неотложные дела. Это он правильно решил, у меня сегодня на редкость поганое настроение.

Портиться оно начало с утра, когда наконец заявилась Эдна. Она с трудом переставляла ноги, идиотски улыбалась, а зрачки были размером с булавочную головку.

Значит, где-то была вечеринка с «весенними дарами», и она накачалась ими по уши.

Значит, кто-то хотел «особых услуг». А я ненавижу, когда от нее хотят «особых услуг».

И тех, кто хочет такого от девушек, тоже ненавижу.

Только Эдне на это наплевать, потому что такие любители щедро потчуют ее «весенними дарами», и «волосами ангелов», и «дымными демонами», и другой дрянью, которую она нюхает, колет, лижет, вдыхает, втирает, словно задалась целью попробовать всю наркоту вселенной, прежде чем сдохнет.

Я уже говорил ей, что сдохнет она скоро, но и это ее не волнует. Меня – тоже не очень, но настроение испортить ей удалось.

Еще хуже оно стало, когда, хлопнув дверью, я вышел на балкон нашего блока. Я хотел зайти в кофейню Турка, позавтракать, но, увидев, кто меня ждет, привалившись к перилам лестницы, понял, что завтрак отменяется.

Гарри Торнберг расплылся в улыбке и помахал в воздухе толстыми волосатыми пальцами:

– Майор, чертовски рад тебя видеть. Босс с утра вспоминал о тебе. Я давно, говорит, не видел Майора. Мне, говорит, просто необходимо его увидеть прямо сейчас. Я, говорит, ужасно по нему соскучился.



Другие книги автора Сергей Лисицын
Ваши рекомендации