Полно плакать – время Небо слушать!
С Дмитрием Ярошевским меня познакомила несколько лет назад келейница почитаемого многими в Москве старца и молитвенника иеросхимонаха Сампсона (Сиверса) – матушка Татьяна Молчанова. Тогда только что вышло очередное переиздание моего литературно-документального романа о старце «Авва Огненный».
Помню, в какой-то из будних дней я занимался своими повседневными делами, работая над очередной повестью, когда раздался телефонный звонок: «Здравствуйте, Александр Павлович! Мне о Вас матушка много рассказывала. Читал Ваш роман – чуть не до слёз проняло… Могли бы мы встретиться?»
С тех самых пор и началась наше сотрудничество, переросшее потом в самую настоящую дружбу. Дмитрий тогда работал корреспондентом в «Науке и религии», одновременно занимаясь организацией тематических православных выставок и музыкально-поэтических вечеров. На открытии одной из таких выставок, проходивших в Международном Фонде славянской письменности и культуры, я впервые и познакомился с другой творческой ипостасью Дмитрия – поэтической.
Было в его стихах нечто такое настоящее – и некоторая мятежность, наряду с духом богоискательства, и искреннее стремление к покаянию, сквозь которые явно проступало уже вполне сложившееся православное мировоззрение автора, идущего непростым путём через тернии блужданий к звёздам первичной истины Бытия – к Любви Христовой! И всё это заплетено порою в сложный образный узор метафор:
Не страшней Голгофского креста…
…Нет, не смог, а так хотелось выше!
Боже, затвори же мне уста,
Чтобы сердце я своё услышал.
Одно стихотворение под названием «Иду на взлёт!» запомнилось мне особо. Посвящено оно памяти гвардии полковника Игоря Валентиновича Ткаченко, командира легендарных «Русских витязей», погибшего при выполнении тренировочного полета в рамках подготовки к авиашоу МАКС в августе 2009г.
Сам Дмитрий признался, что оно было написано непосредственно сразу после трагедии. Может, поэтому так выразительны в нём образы терпящей крушение крылатой машины и пилота, которому надлежит принять такое нелёгкое, но, наверное, единственно правильное в этой ситуации решение:
Душа забилась… Жизни, жизни!
Сейчас бы воздух, полной грудью!
А под тобой, все ближе, ближе,
Дома людей и… судьбы, судьбы.
И в стихотворении, и в жизни лётчик погибает, выводя свою «раненую птицу» подальше от жилых построек, вместо того, чтобы катапультироваться, но это не просто смерть, а подвиг и жертва, за которыми следует заслуженное воздаяние:
Глаза слезятся… блики, блики.
Ещё чуть-чуть… теперь уж скоро.
А над тобою – лики, лики
…И пенье ангельского хора!
Вскоре это стихотворение было напечатано на страницах «Молодой гвардии». Несмотря на то, что публикаций у Дмитрия было и до этого немало, меня, несомненно, радует, что, наконец, начали выходить его поэтические сборники, один из которых вы держите сейчас в руках, уважаемые читатели! Название, мне думается, тоже выбрано не случайно. Понимать его можно по-разному – можно сказать, что автор стоит на перекрёстке и ещё только размышляет, в какую сторону ему двинуться дальше, но, начиная вчитываться в содержимое, всё отчётливее понимаешь, что путь уже выбран и, видимо, давно. Тогда «Перекрестие» становится своего рода благословением на продолжение того самого Великого Крестного хода, продолжающегося в нашей жизни со дня рождения буквально до самого последнего вздоха:
Спотыкаясь и греша,
День за днём, из года в год
К миру горнему душа
Продолжает Крестный ход…
В стихотворении, посвященному «Великорецким крестноходцам» (участникам грандиозного ежегодного шествия десятков тысяч православных паломников из Кирова до села Великорецкое на место чудесного обретения знаменитого образа Николая Мирликийского), всё это приобретает вполне осязаемую фактуру. Люди идут к Спасению и торжеству Духа через пот и сбитые в кровь ноги.
В свой сугубый Крестный ход выходят и казаки-добровольцы – герои одних из последних стихотворений Дмитрия, написанных во время его поездки в марте 2014г. в составе казачьей агит-бригады прямо в сердце Крымской «Русской весны» – город русской славы Севастополь:
Крым наконец дождался помощи!
И оживлялся местный люд,
Смотря на алые околыши,
Тех, кто своих не продают.
Справедливый гнев и бескомпромиссно непримиримое отношение к извергам, сжигающим людей заживо, красной нитью проходит через весь «Крымско-донбасский» цикл поэта, но вера в неизбежное лучшее завтра и ненадуманная гордость за державу, которая не бросила своих соотечественников в постигшей их страшной беде, вселяет надежду:
Останутся в прошлом волненья разгневанных масс,
И аисты вновь облюбуют знакомые крыши,
Вздохнёт с облегченьем уставший от крови Донбасс,
Теперь только жить, с остальным – ничего не попишешь!
И, наконец, завершающий торжественный аккорд в последнем четверостишии сборника звучит уже совсем жизнеутверждающе, словно колокольный Благовест для всех, кто идёт спасительной тропой веры Христовой:
Брат мой, брат… открой скорее ставни!
