1. Вот и пролетели скоро, как один день, с медленно-вязкой, тягомотно-трясинной скоростью два армейский года. Никаких трансцендентных ништяков я себе там не приобрел, кроме знака «Парашютист—отличник» и мутных перспектив по учебе, работе и отношениям с двумя девчушками. Хотя была хорошая характеристика от комсорга полка, надеюсь поможет при поступлении в педагогический институт. А может быть нет…
Главный «ништяк» – я дома!!!
Крепко обнял и расцеловал свою мамочку. Мамуличка моя расплакалась. Сынок вернулся со службы!
Спросила, что хотел бы домашнего поесть. Я заранее знал что. Попросил – блины домашние со сметанкой!
Ел и ел, чуть ли не час. Объелся и валялся на родном диване. Чего добивался солдат – того он достиг!
Я будто бы долго бродил по сухим горючим пескам и вдруг – бултых в море и качаюсь, лежа на спине, охваченный лаской, теплом и свежестью…
Всё потом. Потом друзья, потом подруги, потом военкомат. Сейчас только моя любимая мамочка и родной дом. В этот вечер никуда даже не ходил. Лежал, читал, пересматривал свои блокнотные записи, бренчал на гитаре, думал. Радовался маминой суете, рассказывал ей как жил это время без неё и удивлялся странной непонятной свободе…
Утром приснилось, что нервно бегаю по парашютному классу, что-то не успел доуложить к прыжкам. Начальник парашютной службы орет, и я все бросаю, бегу на ВПП (взлетно-посадочная полоса) к молотящему винтом «АН-2».
Взлетаем. Все выпрыгивают, даже выпускающий. Я один в салоне. Не понимаю, что происходит. Самолет летит сам. Пилотов нет, обшивки фюзеляжа тоже нет!
Только проволочный каркас несётся среди мокрых ватных облаков и разрывов синего неба. – Это опасно! – понимаю я и прыгаю в открытую дверь. Во сне дверь – это прямоугольник из проволоки. Падаю, падаю, хватаю кольцо, рву его, но ничего не происходит. Думаю: – Игорь Нерушев мне купол уложил – «на неоткрытие»!
И тут я ногами в парашютных ботинках становлюсь на грунт. Жду боли, но ничего. Проверяю. Хожу туда-сюда…
На мне уже нет ни купола, ни парашютных ботинок. Я в казарме, вокруг мечется военизированный народ, среди них узнаю нашего старшину Цуканова. Странно, он полгода назад на дембель ушел. Старший прапорщик смотрит на меня без пиетета и говорит зло: – Я тебе покажу, как на мопеде кататься!
Чего это он взъелся так? Ну покатался немного по взлетке…
И он ко мне движется в толпе, чтобы подзатыльников надавать…
Я глотаю воздух, подскакиваю и сажусь на домашнем диване…
Я дома!!!
Мама собирается на работу. – Сынок, ты к Аленке-то в Бологое ехать собираешь? – Конечно, мам! Сейчас в институт сгоняю, узнаю про экзамены.
На троллейбусной остановке, вот прямо нежданно-негаданно, встречаю Е.Б. про которую, слава Богу забыл, но она назойливо предлагает мне звонить. Мне это не интересно. Меня ждут письма Марго и бесконечный поток (как мне тогда кажется) девочек на улицах.
Сдал документы, разобрался с днем сдачи экзаменов. Теперь можно и в Тверскую область к моей Аленке ехать.
2. На железнодорожной станции Бологое перешел навесной мост над рельсами и сразу уперся в автостанцию, и автобус стартующий в деревню Бежецкая. Удача! Запрыгиваю и тут же поехали. Мимо плывут бесконечные ели, сосны, словно я опять в Карелию на практику еду. Вспомнил, как Алёнка описывала мне дорогу в письме: – Если чо, едь через Ильятино!…
Где она Бежецкая, где оно это Ильятино?
Вдруг все дружно выходят из «баса» перед воротами воинской части. Выскакиваю и я. Народ прет куда-то влево вдоль забора. Всего-то в двухстах метрах от КПП под забором подкоп. Такой шикарный. Словно крот размером с медведя откапывал. И все туда ныряют, и я конечно же за ними. Дальше проще, по адресу нахожу дом сестры. Жму руку Николаю – зятю, мужу сестры, обнимаю сестру Галю, племяницу Аленку и Иринку. Я у них дома впервые, раньше они приезжали к нам только на Новый год.
