Эта история слишком автобиографична,
чтобы быть правдой.
– Сагир! – в очередной раз крикнул я в темноту ночного неба. – Сагир! Сагииииир!
Прохладный июньский ветерок негромко переговаривался сам с собой в ветках сосен, окрест меня болтали о чем-то своем ночные насекомые, потрескивали сучки в разведенном мною костре. И все. Больше никакого ответа на мой призыв, обращенный к безмолвному небу.
А почему, собственно, к небу? Почему я решил, что раз у этого существа есть крылья, то оно обязательно спустится ко мне с небес?
Хотя начать следует с другого вопроса: почему я вообще решил, что Сагир отзовется на мой зов?
– Сагир! – крикнул я на сей раз в ту сторону леса, где мрак казался мне наиболее густым. И снова ничего. Не появился ни Сагир, ни какой-нибудь ночной душитель-потрошитель, ни даже санитар, которого вполне могла бы вызвать гуляющая по ночному лесу влюбленная пара, услышавшая, как поодаль какой-то ненормальный выкрикивает имя потустороннего создания.
Это я еще пентаграммы не рисовал. Думал бы, что это поможет – нарисовал бы, и плевать на всех, включая и санитаров.
Моя уверенность в том, что Сагир откликнется на мой зов, основывалась на весьма сомнительных исходных данных. Во-первых, на этом самом месте около года назад с Сагиром встретилась моя подруга, совсем не желавшая этой встречи, но в итоге оставшаяся ей вполне довольна. А во-вторых – три года назад именно я освободил его из заточения. Думаю, что его. Думаю, что освободил.
В конце концов, не так уж много по Новосибирску бродит черных крылатых созданий, похожих на то, что я однажды случайно выпустил из черного фолианта, найденного на полке моего врага. Впрочем, это уже совсем другая история. Давно написанная и давно забытая.
Многое в моей жизни можно было отнести в эту категорию: давно забытые истории. Черный маг-самоучка, решивший заточить меня в виртуальной реальности, жестоко за это поплатившийся, но оставивший после себя наследство в виде брошенного заклинания, которое впоследствии зашвырнуло меня все в тот же виртуальный мир, но на этот раз уже не одного. Путешествия по этому миру, новые друзья, знакомство с настоящим магом, на этот раз вполне себе светлым, но вредным как завуч, преподававшая у меня математику в 5-м классе. Приключения, достойные того, чтобы быть описанными в романе: сражения, дружба, застольные песни в кабаке, злобный враг из того мира, в котором я оказался невольным гостем, мечтающий о безраздельной власти и божественной силе… Собственно, все это я и описал в романе, и даже снискал им себе определенную долю славы. Стал широко известен в узких кругах. Кругах, близких к тому миру, в который закинул меня криворукий черный маг Василий Ложкин, в первый раз – из ненависти, второй раз – по чистой случайности, уже после своей смерти.
Впрочем, и это уже было в прошлом. В далеком прошлом.
Путешествие в этот мир в третий раз обернулось знакомством с Изнанкой миров и преждевременным рождением сына, которого мы ждали еще недели через три.
Но и это уже было в прошлом. В недавнем, но прошлом.
А в настоящем был лишь я, стоявший у костра в ночном сосновом лесу и взывавший к небесам.
– Сагир! Сагир! Сагииир!
Все мои надежды были на то, что у нас с ним осталась некая связь. Со мной или с этим местом, где с ним повстречалась Катя.
Все мои надежды были на то, что он откликнется на мой зов. Потому что если Сагир не придет… Впрочем, если он и придет – совсем не факт, что он выполнит то, о чем я хочу его попросить.
Я все равно не вернусь. Даже если он не придет и не исполнит мое желание – не вернусь. Домой, к прежней жизни, к семье, на работу… Никуда не вернусь! Уйду, куда глаза глядят. И буду идти до тех пор, пока смогу. Глупость? Может быть. Но в ней больше смысла, чем во всем, что я делал до этого. Чем во всей моей жизни.
– Сагир!
Свет костра за моей спиной вдруг померк, словно его накрыла огромная тяжелая тень.
Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из пламени костра поднимается рослая человеческая фигура, облаченная в черный плащ до самой земли и черную же широкополую шляпу, полностью скрывающую лицо. Вот только я знал, что плащ этот – совсем не плащ.
Сагир ткал себя из пламени. Алые языки, вздымаясь от пылающих поленьев, темнели и становились частью его тела, медленно поднимавшимся над огнем. А я стоял, пораженный происходящим, наблюдая, как его голова поднимается все выше и выше, как ткутся из огня тело и ноги, как поднимаются над вновь ожившим костром вполне человеческие босые ступни. Вполне человеческие, только черные, будто деготь.
На несколько секунд Сагир завис над пламенем, повел плечами, словно потягиваясь, а потом – сделал шаг, коснулся ногами земли, оказался прямо передо мной и поднял голову, склоненную все это время к земле. Поднял голову и посмотрел на меня своими горящими глазами! Они пылали, как угли костра, они пронзили меня до самых потаенных уголков моей души… Как будто он видел меня насквозь: все мои планы, все мои мысли, все мои страхи и желания.
Я потерял дар речи. Я не знал, что сказать существу, к которому я так долго и с такой надеждой взывал, а Сагир улыбнулся, продемонстрировав мне два ряда белоснежных зубов. Острых, тонких, сверкающих в ночи своей белизной. И их было больше тридцати двух. Гораздо больше.
