Солнечное сентябрьское утро. В здании бывшего детского садика, отданного под газету «Губернаторские вести», было необычно тихо. Сотрудники собрались в кабинете главного редактора. Стульев всем не хватило. За огромным столом совещаний разместились журналисты. Остальные столпились около двери и вдоль стен. В открытую балконную дверь врывался терпкий запах сжигаемых листьев. Главный журналистский начальник области – руководитель департамента по связям с общественностью и СМИ Татьяна Рыльская говорила о том, что глава региона принял решение назначить Ирину Петровну Скрябину главным редактором губернаторского издания со всеми вытекающими из должности обязанностями и правами.
Ирина с трудом сохраняла спокойное выражение лица. Ей хотелось запрыгать на одной ноге, выбежать на балкон своего нового кабинета и запеть во все горло. Она понимала, что в 42 года столь высокий пост означал невероятное везение, последний шанс вылезти из могильника журналистов, сформировавшихся в лихие 90-е, а сейчас в лучшем случае протирающих штаны на чиновничьих мелких должностях или в пресс-службах всяких фондов и предприятий.
Скрябина стремилась в ограниченный круг бывших правдорубов перестройки, которые так хорошо и высоко устроились во власти, что позабыли, с чего они начинали. Они не мечтали уехать в столицу. В родных пенатах у них были уважение, почет и кусок хлеба с таким толстым слоем масла, которого хватало на всех родственников. Шансы Ирины устроиться так же удачно таяли с каждым месяцем. Молодые наступали на пятки и вызывали одновременно брезгливость и зависть своим напором и беспринципностью. И вот новый поворот.
Ирина окинула взглядом своих вчерашних коллег, а теперь и подчиненных. Изобразила на лице спокойствие и доброжелательность. Еще пару недель назад на корпоративной вечеринке она проглатывала заносчивость одних и панибратство других. Нельзя сказать, чтобы ее не любили, но и своей не признавали. Она отличалась от всей братии тем, что попала в газету не из высокой милости – «пристроили своего человечка», а благодаря своим способностям в рекламе и продажах.
Независимость, знакомства в бизнес-средеи широкий кругозор делали Скрябину «белой вороной» среди работников официального издания. Здесь не было случайных людей. Сплошные «позвоночные». Финансирование из бюджета позволяло выплачивать сотрудникам редакции хорошие зарплаты даже в те времена, когда другие газеты закрывались или сокращали периодичность выхода. Поэтому каждый чувствовал себя наиталантливейшим и наипопулярнейшим, начиная с обозревателей и заканчивая уборщицей. Склоки и стукачество были характерной чертой коллектива.
Скрябина внимательно всмотрелась в каждого. Рекламный отдел – еще вчера ее непосредственные подчиненные – только ушами не шевелил, чтобы показать свою радость. Они надеялись на то, что перемена в руководстве существенно облегчит их работу, реклама перестанет быть необходимым, но досадным придатком редакции. Верстальщики-дизайнеры откровенно скучали. Любые перестановки мало влияли на их работу. Спецкоры в районах тоже не испытывали тревоги. Областная газета мертва без вестей с мест. Так думали они.
Более разнообразная гамма чувств была на лицах местного журналистского коллектива. Многие вспоминали стычки со Скрябиной и гадали, чем может все обернуться. Метелина – грузная брюнетка в ярком балахоне – старалась улыбаться, но доброжелательная маска не удавалась. Непроизвольно то правая, то левая ее рука поправляли бретельки бюстгальтера на пухлых плечах. Евгения Васильевна ненавидела Скрябину со всей страстностью своей большой натуры. Женская зависть – страшная штука. Особенно если она касается мужчины. Ирина знала причины этой зависти, и насмешливая улыбка проскользнула по ее лицу. Очень давно, когда Метелина была раза в три стройнее, она хотела очаровать одного местного крупного бизнесмена. И вроде бы все шло на лад. Пока бизнесмен не увидел на балу прессы Скрябину: молодую, привлекательную, с длинными белокурыми волосами ниже талии. Ирина не поощрила богатого парнишу на дальнейшее ухаживание, но к Метелиной он так и вернулся. А потом и вовсе уехал в Москву.
Марина Карманова больше всего на свете любила себя и власть имущих. Она считала себя элитой этого мира и любила указать коллегам на их «быдловатость», хотя сама вышла из семьи библиотекаря и зоотехника. Вещи «от кутюр», купленные на распродаже в Париже, довольно странно смотрелись на крепко сбитой фигуре потомственной крестьянки. Но пока ты не наступаешь на ее самолюбие, говоришь о ее гениальности, можно быть спокойным в преданности и лояльности. Вот и сейчас она одобрительно улыбалась Ирине.
Иван Полухин не сводил взгляда с Рыльской. Интеллигент в пятом поколении, он никому не перебегал дорогу, никому не мешал. Им затыкали все журналистские дыры, посылали в самые дальние командировки, отправляли на рейды и выезды в воскресенье. Иногда он срывался, даже покрикивал, но быстро успокаивался и вновь тянул лямку безотказного воина журналистского фронта. Капустина, Трифонова, Суздальцев, Соболев… От изучения лиц и анализа сущности их обладателей Ирину отвлек голос Рыльской.
