Торговли не было даже после шести, когда мимо магазинчика повалил от метро народ. И это не удивляло – Восьмое марта уже прошло. Более того – наступил февраль, хоть все уж настроились на весну. Ирка и Лариска выпили коньяку. Ирка не любила этот напиток. До такой степени не любила, что если бы на Земле из всего спиртного остались одни только коньяки, ей пришлось бы сделаться трезвенницей. Не быть же кислой занудой! У неё было твёрдое ощущение, что пять звёздочек возбуждают унылое мозгоблудие ещё больше, чем три сосны.
– Уж лучше потерять с водкой, чем с коньяком найти, – заявила Ирка, вынув из-под прилавка конфету и творожок, чтобы основательно закусить, – это моё мнение.
– И моё, – вздохнула её напарница.
Скручивая с бутылки пробку, она посмеивалась. Ещё бы! Последние года три Ирочка и с водкой, и с коньяком, и даже без них тем только и занималась, что находила предельно странные вещи. Чего далеко ходить – не далее как вчера эта ненормальная, уступив своей сестре Женьке общую их квартиру, сняла какую-то конуру в Павловском Посаде. Когда всплывали детали, все ужасались. Первый этаж разваливающегося дома, в котором даже подростки уже спились!
– Так ты хорошо подумала? – в сотый раз спросила Лариска, опорожнив свой бокал и ставя его опять на прилавок, – твоя сестричка вроде взялась за ум! А то, что она купила альт-саксофон, беда небольшая. Может она два дня на нём поиграет, да и забросит! Я никакого не вижу смысла тебе от неё съезжать.
– В том-то всё и дело, что Женька взялась за ум, – объяснила Ирка, мучительно проглотив коньяк, – ей двадцать один. Ещё год назад у неё в башке свистел ураган, она без меня пропала бы! А теперь она – фельдшер на Скорой помощи. Почти врач! Когда к ней приходят парни, я не могу их уже гонять, как гоняла раньше. Кто я такая?
– Ты – старшая сестра! Да и при чём здесь какие-то её парни? Чем они могут тебе мешать? В квартире – две комнаты!
– Так ведь стены – одно название! – возмутилась Ирка, – всё слышно! Знаешь, как слышно?
– Ты что, завидуешь?
Ирка молча кивнула. Если бы не коньяк, она бы ответила, что ей стоны мешают спать. Но под коньяком любое враньё звучало коряво. Оно царапало рот.
– Дай-ка мне ещё разок поглядеть на её последнюю фотографию, – попросила Лариска, – я не успела внимательно присмотреться к правому глазу.
– Он не косит, как мой.
Достав из кармана юбки смартфон, Ирка отыскала требуемую фотку и показала её Лариске. Та удивлённо скривила свои блестящие губы.
– Слушай, одно лицо! Ну просто одно лицо! Ты на сколько лет её старше?
– Почти на семь. Без четырех месяцев.
– Обалдеть! Вы – просто близняшки! Но она больше, чем ты, похожа на Анжелику Варум. Знаешь, почему?
– Почему? – оскорбилась Ирка.
Ответа не прозвучало, поскольку дверь неожиданно распахнулась, и в магазин ввалился мороз с белой бородой. За ним вошёл покупатель, окутанный снежным облаком. Закрыв дверь, после чего облако опустилось к его ногам, он взглянул на девушек и сказал с нотками иронии:
– Добрый вечер! С прошедшим праздником, дамы. Или он всё ещё продолжается?
Торопливо спрятав бокальчики и коньяк, обе продавщицы приветливо засверкали всеми шестьюдесятью тремя зубами – у Ирки не было одного. Его сгубил кариес. Игнорируя горький опыт, Ирка оставшимися зубами вгрызлась в конфету. Её коллега, тем временем, вгрызлась по уши в кошелёк незнакомца, опытным взглядом определив все его потребности и возможности.
– Добрый вечер, – проворковала она, подиумной поступью огибая угол прилавка, чтоб сокрушить иронию мужика своей новой юбкой, больше напоминавшей пояс, – у нас сегодня день скидок. Розы – свежайшие. Их доставили час назад. Лилии, тюльпаны, флоксы и хризантемы привезли днём. Но все они первосортные.
– Меня розы интересуют, – сказал мужчина, глядя на юбку больше с недоумением, чем с восторгом.
– Какие именно?
– Белые.
И мужчина обвёл глазами цветы, стоявшие на прилавках в вёдрах с водой. Лариска застрекотала, расписывая особенности сортов душистых красавиц. А Ирка во все глаза смотрела на незнакомца. Он имел странный вид. Лицо его было вполне приличным, даже красивым – тонкий и прямой нос, выбритые щёки, синие пристальные глаза под чёлочкой с проседью. Но шинель! Да, он был в шинели, белой от снега, который не спешил таять. Пуговицы этой шинели были похожи на золотые. Застёгивалась она на четыре пуговицы, а ещё две красовались сзади, на поясочке. На каждой был отчеканен герб – двуглавый орёл со скипетром и державой в когтистых лапах, с коронами на обеих уродливых головах.
– Какая у вас шинель! – не сдержалась Ирка, прервав Лариску, которая щебетала и щебетала, – должно быть, белогвардейская?
– Царская, – глупо сумничала Лариска, скосив глаза на пуговицы шинели, – вот погляди, на орле – короны! Белогвардейский орёл не имел никаких корон.
– Вы обе неправы, – обескуражил её загадочный покупатель. Но объяснять ничего не стал. И слушать дальнейшую трескотню Лариски не захотел.
– Я беру вот эти, по сто пятьдесят рублей. Мне нужно шесть штук.