Словно в опровержение апокалиптических прогнозов ученых-экологов и их адептов – воинственных и бескомпромиссных «зеленых», запугивающих население планеты, если оно не одумается, скорыми катаклизмами, вызванными, выражаясь научно, «парниковым эффектом», и словно бы в насмешку над ними зима в этот год выдалась на редкость морозной и снежной. Знать, не все еще тайны Вселенной подвластны людскому разуму, и достаточно лишь легкого дуновения высших сил, как с грохотом рушатся, казалось бы, незыблемые законы и многочисленные теории, а увенчанные лаврами академики чувствуют себя школярами, путаются в ответах и в конечном итоге без тени смущения восклицают: «На все воля свыше!»
Для большинства европейцев, привыкших к комфорту, мягкому климату и виду зеленых лужаек на Рождество, такое антинаучное поведение матушки-природы стало полной неожиданностью. Не обладая, за исключением скандинавов, должной закалкой, они растерялись и запаниковали, и было от чего. Встал на занесенных дорогах транспорт, застыла на земле авиация, засбоило в сетях электричество, а радовавшие прежде глаз палисадники покрыло непроходимой толщей снега. Пришлось им, преодолевая врожденный снобизм, браться за лопаты и возвращать палисадникам их привычный вид весьма неподходящим для цивилизованных наций способом, что вызывало крайне неприятные ощущения. «Мы же не русские, в конце концов. Это у них там Сибирь повсюду», – раздражались просвещенные европейцы, перекидывая вручную снежок и возводя сугробы возле своих жилищ. И за этим, к слову сказать, занятием быстро смолкли призывы к отказу от русского «тоталитарного» газа, что лишний раз подтверждает наиважнейшую философскую мысль о верховенстве бытия над нашим сознанием.
Впрочем, с философией не все так гладко. Зачатая и возросшая под средиземноморским солнцем философская мысль очень теплолюбива, а потому в условиях российского климата нередко приобретает весьма причудливые формы. Казалось бы, многовековой опыт выживания наших предков должен был отпечататься в умах ныне здравствующих в виде простейшей логической цепочки: Россия – северная страна, зимы в ней снежные и морозные, а потому дабы не вымереть следом за мамонтами, к ним требуется загодя подготовиться, а не надеяться на авось. Не тут-то было. У нас свой особый путь и своя философия, где именно сознание, а вместе с ним и сознательность так называемой элиты страны во многом определяет бытие ее граждан, придавая ему в зимний период неповторимый, порой пугающий колорит. А посему посочувствуем застигнутым врасплох европейцам и обратим свой взор к питерским ЖЭКам, ныне именуемым государственными управляющими компаниями.
Как уже повелось, наступившие в конце ноября сильные холода и обильные снегопады застали всех их врасплох, и первый месяц ушел на осознание ими происходящего и расстановку имеющихся в наличии сил и средств, и только Смольный и Эрмитаж с прилегающими к ним территориями, будучи главными объектами города, пользовались особым вниманием коммунальщиков, что придавало им внешне благопристойный вид, а их обитателям относительное спокойствие. Остальным же горожанам повезло куда меньше. Занесенные снегом, запуганные нависшими над их головами сосульками, промерзшие до костей и потерявшие всякую надежду на помощь извне, каждый из них выживал, как мог. Продолжалось так до Нового года, а затем наступили праздники. Городская элита, чтоб как-то согреться, упорхнула под стать перелетным птицам на юг в полной уверенности, что ближе к весне все само собой рассосется, а народ предался безудержному веселью, где не было уже места печали и все вокруг виделось декорациями некого голливудского триллера под названием «Carnival in Siberia».
Среди отбывших за рубеж был и Василий Васильевич Ланцов – начальник одного из районных, говоря по старинке, ЖЭКов, начинавший свою трудовую деятельность еще в советское время в должности слесаря-сантехника и поднявшийся по служебной лестнице благодаря своему профессиональному мастерству, помноженному на деловую хватку и математический склад ума, за что при всех экономических укладах в стране был востребован руководством и пользовался уважением среди коллег коммунальщиков.
В данный момент путь Ланцова лежал в горы. Он бы и рад был променять их на теплое море и ровное побережье Египта или, на худой конец, Таиланда, что более соответствовало его пятидесятивосьмилетнему возрасту, объемистому при внушительном своем росте животику, одышке и повышенному давлению, однако вынужден был пойти на уступки своей подчиненной Ларисе – старшему мастеру вверенного ему хозяйства, тридцатишестилетней брюнетке в самом расцвете сил. Жена же его – Нина Петровна, два года назад вышедшая на пенсию, осталась в промерзшем насквозь Питере под присмотром двух своих сыновей, невесток, внуков и внучек при том, что отъезд был обставлен Василием Васильевичем как производственная необходимость, о чем после получения в туристической фирме путевок и паспортов с шенгенскими визами он объявил в тот же день супруге:
– Меня, Нин, начальство на праздники за рубеж отправляет. На слет работников коммунальной сферы. Будем там опытом с европейцами делиться, – начал было он, но, почувствовав, что переборщил, тут же исправился: – Точнее, у них перенимать будем.
