© Валентина Воронина, 2024
ISBN 978-5-0064-1744-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Не видать конца и края этим постояльцам», – Марковна бурчала себе под нос и подметала упавшие на пол столовой салфетки, хлебные крошки, фантики от мороженого, – «не сидится вам дома-то, всё несёт вас куда-то, леший вам в пупок…».
– Ты что ж, подруга, снова сама с собой разговоры разговариваешь? Не иначе как сеанс этот, как его… автопсихотерапии тренируешь, – прервала её дама среднего роста в белых брюках с выдающимися стрелками и сомбреро.
Лилия Марковна, высокая, всё ещё стройная, как и ход её мыслей, выронила от неожиданности метлу и повернулась к говорившей:
– Макаровна, ты опять, как партизан с большой дороги! Нет бы войти, как выглядишь: элегантно и культурно. Сколько раз убеждаюсь: внешность обманчива.
– И тебе доброе утро, подруга.
– Вот только не надо навязывать своё мнение, – Марковна плюхнулась на деревянный табурет и начала растирать поясницу. – Ну чего стоишь фонарным столбом? Ты свой варикоз беречь должна. Иди вот сядь, я протёрла, чтоб ты ненароком свои вызывающе белые штаны не замарала, – она придвинула подруге пластиковый белый стул.
Анна Макаровна и Лилия Марковна дружили с десятого класса школы. Тогда худенькую Аню с кукольным личиком в белоснежных волнах волос перевели из другой школы. Поначалу её пытались поддразнивать за большие уши, называли то слоником, то лопухом, то ушастой совой. Аня Смолина не реагировала и презрительно молчала. Однажды Димка, отвязный хулиган, подставил ей подножку. Девочка сильно споткнулась, но не упала. Потом развернулась, подскочила к обидчику молнией и одарила его такой смачной оплеухой, что у того вся левая щека побагровела до конца дня. С того момента Аню открыто не задирали, но косо посматривали. Мальчишки, казалось, даже зауважали, а девчонки долго решали, принять ли новенькую в компанию или нет.
Первой была Лиля Перильманс, сухая жердь с яркими карими глазами, прятавшимися за очками, и резко очерченной линией подбородка. Она возвышалась над всеми одноклассниками и блистала на школьных Олимпиадах. Её обожали учителя, завидовали подруги и побаивались парни. Побаивались за быстрый ядовитый язык. Как-то после случая с Димкой она подошла к Ане и просто предложила:
– Давай держаться вместе. Вместе проще.
С той минуты девочки не расставались последние 50 лет.
– Сколько раз я тебе говорила, найми уборщицу. Твой «Дворик» хоть и не «Хилтон», а всё равно, вон поясницу-то уже надорвала. Где твой чудо-крем? Давай натру. – Макаровна подошла к подруге и дважды чмокнула её в обе щеки.
– Сколько раз я тебе говорила, не хочу чужих в доме, ведь упрут что-нибудь. Крем вон там, в шкафчике, на второй полке. – Марковна показала рукой и продолжала: – Да и денег у меня, сама знаешь, у церковной мыши больше. Лёвик мне ничем не помог, когда решил умереть не вовремя. Не мог подождать и пропустить даму вперёд, тоже мне кавалер… – женщина часто заморгала глазами, будто ей попало что-то.
Анна Макаровна сделала вид, что не заметила, и сменила тему:
– Сегодня утром мне крабов принесли. «Свежиеее, – протянула она, – Приходи ко мне на ужин». Посидим, посплетничаем, повспоминаем. Я вина хорошего куплю. Давай, как раньше. Я скучаю по тем временам. Давно не собирались. Приходи, а? Придёшь? – Анна Макаровна растирала подруге поясницу и рассеянно смотрела на шелестящее в десяти шагах море.
Марковна поморщилась от неприятных ощущений в спине:
– Слева натри. Болит, пёс её возьми. А Семёныч твой тоже припрётся, я надеюсь? А то все уши мне им прожужжала последнюю неделю, а познакомить не хочешь. Никак на Квазимодо похож, вот и прячешь его, престарелая ты невеста.
Анна Макаровна звонко по-девичьи расхохоталась:
– Ну кто ж его знает? Он свободен в выборе, приходит, когда хочет.
– Приличные люди приходят, когда их приглашают, – Лилия Марковна тяжело встала с табурета: – Приду. Вино сама куплю. Ты вечно какую-нибудь дрянь находишь.
– Не пойму, как я терплю твой мерзкий характер столько лет? – Анна Макаровна вздохнула, поставила баночку с кремом на стол и пошла к кромке воды. – К семи жду.
Лилия Марковна провожала её взглядом и думала: «Даже не представляю, что бы я без тебя делала, Аннушка, душа моя… Прости мымру еврейскую». А вслух крикнула ей вслед:
