Несколько лет назад коллега попросил меня помочь одной его знакомой – норвежскому художнику и режиссеру Беате – с ее новым проектом. Беата собирала материал для своего фильма, посвященного святой Ксении Блаженной, и нуждалась в переводчике и консультанте. Я взялась ей помогать, но не только потому, что не нашла причин для отказа – у меня был корыстный интерес. В тот момент я ощущала смутную потребность в том, чтобы мои долгие опыты по изучению современного православного паломничества, в том числе и к часовне святой Ксении на Смоленском кладбище, получили какой-то толчок. Этим стимулом, как мне тогда казалось, мог стать диалог о привычных для меня сюжетах с человеком, не имеющим прямого отношения ни к православию, ни к антропологии религии. Другими словами, мне был нужен взгляд на знакомый предмет со стороны. Возможно, думала я тогда, это поможет мне наконец приступить к книге, которую давно было пора начать писать. И, кажется, я приняла тогда правильное решение, получив тот взгляд со стороны, который помог понять, чего я хочу от своего будущего сочинения и, главное, как вижу предмет исследования.
Беату, как она подробно объяснила в своем имейле, предварившем наше знакомство, более всего интересовал особый статус петербургской святой: Ксения именуется блаженной, или юродивой. «В фильме, – писала Беата, – будет рассказываться о жизни и деяниях Ксении, но я также хотела бы провести линию от нее к древним юродивым, а также к тому, как юродство существует, в качестве символа, в российском обществе сегодня, не только среди верующих, но и в контркультуре. Мне хочется понять, какое значение имеет фигура блаженного в современном обществе. Представляет ли собой выступление “Пусси Райот” в храме Христа Спасителя продолжение традиции юродивых, как сказала Надежда Толоконникова в суде?»[1].
За несколько лет до нашей встречи эта участница московской панк-рок-группы «Пусси Райот» во время оглашения приговора в суде в последнем слове сравнила свой творческий коллектив со скоморохами, шутами и юродивыми, которые не несут зла и не сеют вражду. Группа стала широко известной из-за реакции государства и общества на ее короткое выступление в храме Христа Спасителя: трем участницам акции присудили тюремный срок за оскорбление чувств верующих, а российское общество в своем большинстве согласилось с необходимостью наказания. Для одних внешних наблюдателей и аналитиков эта история стала доказательством притеснения свободы слова в России, для других – поводом порассуждать об особости страны. Известный протестантский теолог из Гарварда Харви Кокс-мл. спустя неделю после оглашения решения суда опубликовал газетную статью «Иезекииль, Ганди и “Пусси Райот”», где писал, что участницы панк-рок-группы представляют бережно сохраняемую духовную традицию православной церкви, возрождая наследие юродивых. На протяжении веков православные теологи, пишет Кокс, видели в юродстве аутентичную форму аскетизма, а в блаженных – людей, которые, используя провокативные действия, сообщают окружающим нечто такое, что тем необходимо услышать. Он предлагает понимать юродство как особое русское культурное наследие, упоминает известные культурной публике примеры русских блаженных – князя Мышкина из романа «Идиот» Достоевского и юродивого из оперы Мусоргского «Борис Годунов» – и помещает акцию панк-рок-группы в тот же ряд [Cox 2012]. Кокс, в соответствии со своей теологической и культурной традицией, видит в религии пространство возможности для прорыва к свободе, индивидуального поиска и построения личных отношений с Богом. В этой системе координат православие, с его почитанием святых и материальностью иконопочитания, вообще выглядит экзотичным или, во всяком случае, другим [Hann, Golz 2010; Luehrmann 2018].
Для меня же все перечисленное не было экзотикой. К моменту знакомства с Беатой мой исследовательский проект по современному православному паломничеству погрузил меня в поток православного благочестия современных горожан, которые в большинстве своем были далеки не только от восхищения скандальной харизмой религиозных виртуозов, но и просто от регулярной церковной жизни. Часть работы, связанная с почитанием Ксении Блаженной, уже была к тому моменту опубликована в статьях (и не вошла в эту книгу), и в наших разговорах с Беатой я пересказала то, что до этого писала, сама или в соавторстве, о причинах популярности этой святой и формах ее почитания, о религиозных практиках за пределами церковных стен и контроля, о недоверии к институтам и индивидуализации религии. Те люди, что приходили к часовне Ксении на Смоленском православном кладбище в Санкт-Петербурге, искали в религии пространство порядка, стабильности и справедливости (хотя часто и опасались всерьез погрузиться в мир церковной дисциплины). В одном из писем верующих к святой, посланных на адрес прихода храма Смоленской иконы Божией Матери, ее часовня была названа «всенародной приемной», таким местом, где проситель встречается с представителем власти и все происходит упорядоченно и надежно, как издавна заведено.
