Укрылись под магнолией, на мысе.
Качает небо дремлющий залив,
в нём зарослей струящиеся выси
тёмно-лиловый, на волне, отлив.
Нет никого. И – щекоча, ни звука,
жучки, из вереска, сползают по руке.
– Ты, всё мне изомнёшь! – Сказала сухо
и губки вытянув, к моей прильнув щеке.
– Какое чудо! И печенье с тмином,
которое жевала, ко мне в рот,
подсунула и массою противной,
я наслаждался, полный идиот.
И губы с нежной клейкостью лукума,
меня ласкали, волю дав, моим.
Лишь камешкам, осыпавшимся с шумом,
всё слышно было, что мы говорим.
– Возьми меня! – глаза полны желания,
её душистая, прохладная рука
меня касалась и озноб касания —
по всем спинным прошёлся позвонкам.
Лёжа на ней, неистово и пылко,
я целовал, как нежные цветки:
и шею, где, вздымаясь, билась жилка,
и груди полные и твёрдые соски.
Поддавшись вся, мне волосы ероша,
она не шевелилась. Тишина.
Коза. В рододендронах.
С млечной ношей.
Вдали от хутора.
Заблудшая. Одна.
