ВСЕМ, КОГО ЛЮБЛЮ
Без будней не бывает праздников и не справляют именин,
И все бегут с потерей времени и отрицают карантин,
Как изоляцию потребностей, как невозможность полюбить…
С годами не тревожат слабости
Что не способны опьянить
Отравой горькою и сладкою,
Застольем грустным и смешным.
И мы бредем дорогой гладкою,
Лишившись знаковых вершин.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Мне почти пятьдесят. Вот-вот градусник времени застынет на «риске» юбилея. Лет десять назад у меня вдруг появился литературный зуд. Но, как оказалось, желание писать было мимолетным и неясным, неопределенным. Видимо, время не пришло. Когда же пришло оное, желание попробовать себя в «излагательском ремесле», стало понятно, что сие обусловлено лишь появившимся свободным временем и определенным житейским достатком, только и всего. Таким образом, объяснить причину, по которой я уселся за писательский стол, я вряд ли смогу. Это как спросить: «Для чего придумали дверь?» –
И ответить: «Чтобы закрывать ее».
Несоблюдение в моем повествовании какой-либо хронологичности и некоторая нарочитая сюжетная бессвязность позволяют мне тривиальность излагаемого эпизода дорисовывать без лишнего нравоучительного напряжения и гонора.
Как-то сразу и приступаю.
Не стоит ли понять:
Отмеренностью жизни диктуются поступки,
Свершением которых гордимся мы иль нет,
Когда идем ва-банк, страдая, делаем уступки,
Вопросам бытия неправильный даем ответ.
Вся удаль молодецких плясок
Не разукрасит бледную парадность звезд,
Которые горят и гаснут.
Тех звезд-событий
На черно-синем небосводе грез.
Они порой нам снятся… И прекрасны!..
ИЗ НЕСОСТОЯВШИХСЯ РАЗГОВОРОВ С ОТЦОМ
– Тебе нравится, как ты живешь?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, хотя бы насколько оптимистичен твой взгляд на свое будущее? Ведь отправная точка туда – это состояние души в настоящем, которое не является простой суммой чего-то из пережитого.
– Ты что-то наусложнял. Не проще ли спросить: «Доволен ли я собой?»
– Давай так.
– Я уж точно не ропщу. А если без излишнего самодовольства – да.
И это без каких-либо подведений итогов.
– Не слишком ли нескромно с твоей стороны?
– Почему нескромно? Да, я субъективен, как любой эгоист. А что ты, отец, можешь сказать в этом плане про себя? А, впрочем, извини, теперь ведь у тебя есть только прошлое.
– А ты знаешь, и у прошлого есть настоящее – это люди, которых я любил здесь и продолжаю любить оттуда. Пусть они и дают оценку качества моего участия в их судьбах. И тебе советую с этой стороны оценивать степень своего довольства.
ГЛАВА 1
Начало 90-х. Впервые оказываюсь в экзотическом тогда для русских Таиланде.
Компания подобралась донельзя разношерстной как по возрасту, так и по социуму, хотя то время еще не делало такого резкого разграничения на «состоявшихся» и не очень. Но именно тогда мой мир стал делиться на тех, кто желает увидеть экзотику, и тех, кто может.
Середина апреля. Нас встречает жаркими объятиями Бангкок, а нам – в Паттайю. Три часа неспешной езды в минивэне среди нескончаемой панорамы рисовых полей запомнились разве что возлиянием незабытого в самолете виски (какой-то непрерванный полет) из колпачка бутылки. Печенье за неимением ничего другого кажется отличной закуской.
Приезд в гостиницу пассажиры отмечают довольно невнятными звуками, издаваемыми посредством сухих гортаней и наждачных языков.
Четвертый или пятый день пребывания знаменуется восточным Новым годом. Ну новый и новый. Поэтому, с вечера выпив в количестве, которое принимает молодой организм, наутро мы по обыкновению бредем на пляж.
Солнце в зените, и я, уже успевший обгореть до волдырей (сказалось отсутствие культуры отдыха в тропиках), лежу в тени и лениво вакуумирую холодное пиво. Тянет морем. Мысли вразлет, и их движение приобретает довольно неконтролируемый характер…
Первое – я с любовницей за границей: знаком с ней полгода, а что-то меня уже угнетает или, лучше сказать, гнетет. А главное, подбешивает то, что не могу найти объяснение причины всему этому. По-видимому, их целый комплекс. Начиная с того, что рядом лежащая подруга – явная дура, странно, что это обнаруживается только здесь. Вот и сейчас, похмельно улыбаясь, что-то говорит. Даже не вслушиваюсь. Одни блеклые театральные эмоции, и те – плоские. Даже перед компанией немного неудобно. Забавно видеть, как все делают вид, что им неинтересен монолог моей велеречивой пассии, которая, не бросая попытки превратить его в диалог со мною, просто улетела к заоблачным вершинам словесного бреда. И легко угадывается ход их мыслей: «Да, Игорек, Игорек – «Подари мне пузырек», и куда же скрылась тобою хваленая и теперь потускневшая интуиция, «Кто такое хорошо, а кто такое плохо»? Ладно, пусть усмехаются, лишь бы про себя. Безветрие. Смотрю на поникший пляжный флажок.
Далее мысли о семье – полный сумбур. Но, если четче – я первый раз проявляю свое мужское «лукавство» на таком большом расстоянии-дистанции. Теперь-то я, с высоты своих лет, понимаю всю демагогическую тщетность разумения и то, что это всего-навсего отзвук гипертрофированного чувства дома, которое преследует меня по всей линейке жизни. Рядом стучат по волейбольному мячу, который периодически планирует на наши лежаки.
