1. БЛАГОДАРЯ СВЯТОМУ АМПЕЛУ
Лето пылало в Аттике, словно горящая сосна[1]. Тогда-то одно совершенно неожиданное обстоятельство и побудило меня написать о Гомеровских Гимнах. Я думал о них несколько недель: они вызывали у меня затруднения. Не потому, что стихи эти трудны сами по себе. Меня пугала филология – большое подспорье и большая помеха для литератора. Впрочем, я считал, что эта наука проделала замечательную работу[2]: требовать от нее большего я был не в праве. И все же я не решался.
В начале века Поль Валери сказал однажды Андре Жиду: «Кто сегодня занимается греками? Я уверен, то, что мы называем сегодня мертвыми языками, исчезнет в гниении. Мы уже не в состоянии понимать чувства героев Гомера…»[3].
Возможно. Хотя, как представляется, Валери не игнорирует эти «мертвые языки», например, в «Морском кладбище», которое, на мой взгляд, является лучшим его стихотворением. Заметим также со своей стороны, что смысл выражения «мы уже не в силах понимать чувства» с таким же правом можно было бы отнести и к героям «Божественной Комедии» и даже (если принять во внимание годы, в которые мы живем) к героям «Отверженных» Виктора Гюго. Действительно, у меня возникает вопрос: может быть, смысл этого («мы уже не способны понимать чувства…»), при строгом размышлении – к этой строгости принуждает меня человек «упрямой строгости» (ostinato rigore) – не обязательно приводит к выводу, что, дойдя до нынешнего нашего состояния, мы не способны понимать какие бы то ни было чувства других.
Так вот, это соображение тоже лишало меня смелости заняться Гомеровскими Гимнами. Были и другие соображения. Например, то, что я рожден в греческой православной традиции, в традиции великих отцов церкви Востока, и это стало моей судьбой, которую я не избирал. Какое же дело человеку с такими предпосылками до языческой теологии? Мысли мои обращались к Назианзину[4] и к «христианину» Кавафису («Разрыв»)[5]. И, тем не менее, думая о первом Гомеровском Гимне к Деметре[6] (я всегда видел в нем братание света и тьмы), я вспомнил историю, которую рассказывает в этой связи в «Золотой ветви» Джеймс Фрэзер. Будет уместно привести ее здесь. Речь идет об огромной статуе богини, находившейся в Элевсине, которую англичанин Кларк поднял в 1801 году и подарил Кембриджскому университету[7].
Фрэзер пишет:
«Во время первого моего путешествия по Греции, – рассказывает путешественник Додуэлл, – эта богиня-покровительница во всей славе своей пребывала в центре тока среди развалин посвященного ей храма. Крестьяне были глубоко убеждены, что своими богатыми урожаями они обязаны ее благосклонности и что после того, как у них отняли статую, они утратили это изобилие».
Отсюда следует вывод:
«Таким образом, в XIX веке от Рождества Христова мы видим, что богиня зерна Деметра возвышается на токе Элевсина и дарит зерно своим почитателям: совершенно так, как в годы Феокрита ее статуя возвышалась, даруя зерно своим почитателям, на токе Коса»[8].
«Своим почитателям…». Мне было бы трудно утверждать, что я – тоже один из почитателей Деметры. Однако, принимая во внимание движения моей души, думаю, я был бы неискренним, утверждая, что эта история не взволновала меня. Равным образом, взволновал меня и услышанный на Кипре рассказ о пещере неизвестного мне Святого Ампела, куда уже в наше время пастухи ходили посвящать свирели, пастушьи посохи и колокольчики стада, чтобы заручиться покровительством святого[9]. Можно было бы сказать, что это – суеверия непросвещенного народа. Просвещенный читатель, который совершенно уверен в том, что сам он не подвержен ни малейшему из столь распространенных суеверий высшего порядка, пусть первым бросит в меня камень. Древние культы до сих пор не умерли полностью в Греции. Анахронизм? Предпочитаю анахронизм душевной сухости. Предпочитаю это до тех пор, пока модернизированный человек не найдет взамен что-нибудь стоящее.
Так, благодаря Деметре на токе в Элевсине и Святому Ампелу я ощутил близость, необходимую для беседы с Гомеровскими Гимнами.
Эти гимны мы называем по привычке Гомеровскими не потому, что их, все или большинство, создал некий поэт по имени Гомер, а в силу традиции и потому, что они составлены стихотворным размером гомеровских поэм – дактилическим гекзаметром. Это
