Аполлоний проснулся с глубокого похмелья. Жутко болела голова и хотелось пить. Перевалившись на бок и разлепив глаза, он увидел небольшую амфору на полу и простую глиняную кружку. Не поднимаясь с лежанки, кряхтя, он плеснул красного кислого вина в кружку, пролив немало на загаженный пол, и одним глотком осушил посудину. Жизнь вновь вернулась в истерзанное многодневной пьянкой тело молодого римлянина.
Откинувшись на лежанке, Аполлоний уставился в низкий потолок и, разглядывая причудливый узор паутины, подумал о той миссии, с которой приехал в этот отдаленный Киликийский город. Римская матрона, любовником которой являлся Аполлоний, следуя новой римской моде, решила построить в крипте христианскую молельню, в которой непременно должны быть мощи христианского святого. А где взять мощи святого, как не на Востоке, где с завидной регулярностью эти сумасшедшие последователи иудейского Чудотворца умирали на аренах со львами и медведями, не желая отказаться от той маловразумительной белиберды про воскресение мертвых, которую столь презрительно комментировали римские оборванцы-философы.
Сегодня ему новые друзья преподнесли подарок – хорошее место на арене, где он сможет лучше рассмотреть, как польется кровь растерзанных христиан. Но до арены надо сходить в бани. Пара часов терм, бассейн, массаж, укладка прически по римской моде – должны вновь превратить Аполлония в человека.
Безжалостное солнце вскарабкалось на вершину неба, выцветшего, как плащ бродячего философа. Казалось, своими лучами оно желает испепелить тысячи благородных граждан Империи, собравшихся на скамьях арены, чтобы захлебываться криком и ненавистью к тем, кого сегодня будут разрывать в клочья дикие звери. Среди них был и Аполлоний со своими новыми друзьями, купленными за вино и веселые трапезы. Вот в почетной ложе появился градоправитель, как все греки толстый, лживый и развращенный. Взгромоздившись в кресло, он подал знак к началу.
На арену стали выходить вереницы людей. Женщины с грудными детьми, седобородые старики, избитые и искалеченные мужчины, поддерживающие один другого, все в изодранных хламидах, испачканных кровью. Был там один, отличающийся от других, еще не старик, крепкий мужчина с длинной бородой и прямой спиной, одетый в некогда белые, а ныне рваные одежды, он шел так, что казалось – это полководец возвращается с триумфом в Рим после победы над варварами, а не оборванец, которого сейчас разорвут тигры или затопчут носороги. Бедолаги дошли до центра арены, сгрудились вокруг старика и запели.
Прислушавшись, Аполлоний не услышал ожидаемых просьб о помиловании или молений об избавлении от скорой и страшной смерти. Они радовались! Они благодарили своего Бога за тот щедрый дар, что Он приготовил им. И этот дар – бесценный дар – смерть на арене! Это невероятно!
– Они сумасшедшие? – спросил Аполлоний у друзей.
– Ага, – отмахнулся кудрявый перс, только что прооравший очередную кричалку, что скандировала толпа, – атеисты, ненавидящие наших богов.
Градоправитель сделал жест замолчать. Нехотя толпа повиновалась.
– Милостью божественного императора я последний раз предлагаю вам отречься от грубого иудейского заблуждения, признать государственных богов и принести им жертвы, – на удивление сильным голосом, которого Аполлоний никак не ожидал услышать от толстого грека, сказал градоправитель.
– Ваши боги в сущности своей не боги, Бог же, в Которого мы веруем, небеса сотворил и все что под ними, – заговорил старец с арены, и Аполлонию показалось, что говорит он не как приговоренный к смерти, но как консул, обращающийся к народу с портика храма Юпитера на Капитолийском холме, – Он есть источник вечной жизни, и в Его силах воскресить всякого верующего в Него для жизни вечной, жизни блаженной, жизни преславной. Кровью Сына Его все мы искуплены от смерти, и сейчас зубами диких зверей мы – как пшеница пажити Его – будем перемолоты в муку, дабы родиться новыми людьми, как рождается хлеб. Вы мните себе, что убиваете нас. Сколь же глубоко вы ошибаетесь! Мы с радостью вышли на песок этой арены, пропитанный кровью святых угодников Божиих, стоящих сейчас в неизреченной славе у Престола Христа-Царя и взирающих с небес на нас, идущих к ним! О, сколь великая радость и нам принять из рук Всемогущего Бога золотые венцы, которые вы помогаете нам обрести! Да благословит вас Всемилостивый Владыка неба и земли, и да просветит вас свет Христов, просвещающий всех!
Градоправитель подал знак, и на арену стали выпускать львов, тигров, лигурийских волков и франкских вепрей.
А христиане пели. И столько радости было в их пении, что Аполлоний, как громом пораженный речью старца, совсем растерялся. Так не бывает! Жизнь, с ее маленькими радостями: крепким вином, печеной бараниной с латуком, оргиями и гонками колесниц – это единственная и высшая ценность! Почему они столь охотно отдают ее? О какой такой радости говорил старик и теперь поют оборванцы, которая ждет их после смерти? Страшной смерти! Не могут быть все они безумными, может быть, действительно есть что-то, что ценнее вина и секса? Может действительно есть Тот Бог, Который дарует жизнь вечную, жизнь блаженную, жизнь преславную всем верующим в Него? Кто этот Бог?
