Была сырая ветреная ночь.
Милиционер Петров Василий Семёнович стоял на посту.
Тяжёлые тучи ползли по небу. Наверное, им было скучно плыть над тихим, крепко спящим городом, и, чтобы хоть немного развлечься, каждая из них превратилась в какого-то невиданного зверя. Они по очереди наползали на луну.
«Вот сейчас луну проглотил лев, – рассматривал их Василий Семёнович, – нет, пожалуй, это не лев. Скорее крокодил, а его три ноги больше всего напоминают толстые ножки рояля…»
Все дома стояли тёмные, притихшие. Только на верхнем этаже самого высокого дома голубым светом горело одно окно. Оно всегда не гасло дольше других. Как будто боялось, что Василию Семёновичу будет тоскливо одному на тёмной улице. Но вот и оно погасло.
Улицу не спеша перешёл серый кот. Он шёл, мягко извиваясь своим длинным тощим телом.
Милиционер Петров отлично знал этого кота. Да и кто же его не знал? Ещё бы! Ведь этот кот был первый плут и воришка во всём районе.
Звали его – Кот Ангорский, хотя на самом деле это был совершенно обыкновенный, подзаборный, ничуть не пушистый кот.
Имя «Кот Ангорский» придумал его хозяин. Дело в том, что его хозяин…
Но нет, нет, нет! Не будем торопиться! Пока о его хозяине ни слова. Мы ещё успеем с ним хорошенько познакомиться. Мы ещё успеем встретиться с ним не один раз. А пока…
Кот Ангорский спокойно и равнодушно посмотрел на Василия Семёновича плоскими, ярко блеснувшими серебряными глазами.
В зубах он держал сосиску в целлофане. Ещё двенадцать точно таких же сосисок, одна за другой, волочились за ним по земле, словно небольшой поезд из двенадцати вагончиков.
Луна на минуту выглянула из живота диковинной рыбы с длинными ушами.
Кот Ангорский мягко перешагнул через трамвайные рельсы – сосиски, поблёскивая целлофаном, запрыгали вслед за ним.
Кот свернул в чёрную подворотню и исчез.
– Ах, непорядок… – поморщился Василий Семёнович. – Ясное дело, стянул он у кого-нибудь эти сосиски, не иначе. Утром люди проснутся – где сосиски? А ведь тут завтрак на целую семью…
Василий Семёнович, продолжая огорчённо хмуриться, достал из пачки папиросу и сунул её в рот. Он рассеянно похлопал себя по карманам, но спичек в карманах не нащупал.
Василий Семёнович оглянулся. Ни одного прохожего не было видно на улице. Ни в одном окне не горел свет.
– Где же, однако, раздобыть спички? – оглядываясь, пробормотал Василий Семёнович.
И вдруг…
Да, мой читатель, именно «вдруг». Потому что удивительное начинается всегда неожиданно. Без всякого предупреждения, без звонка по телефону… Вдруг – оно началось!
Вдруг…
…Произошло нечто невероятное: Василий Семёнович увидел алый огонёк на кончике своей папиросы.
Папироса раскурилась сама собой. Кверху поднимался голубоватый дым завитушками.
Василий Семёнович от неожиданности чуть не выронил папиросу.
Но тут он удивился ещё больше. На красном тлеющем кончике папиросы сидел маленький человечек.
Он был весь словно выгнут из тонкой золотой проволоки. Его прямые волосы торчали в разные стороны, как иглы ежа, а большие уши сильно оттопыривались.
На человечке были узкие джинсы и смешная куцая курточка на «молнии».
Он сидел совершенно спокойно. Запрокинув голову и опершись позади себя руками о папиросу, он глядел на луну.
При этом он рассеянно покачивал одной ногой в разношенном башмаке. Башмак, пожалуй, был даже слишком велик, того гляди свалится. Вторая нога была босая. Василий Семёнович отлично разглядел круглую пятку и пять маленьких пальчиков.
Да, не будем скрывать, Василий Семёнович удивился. Мало этого, он даже растерялся.
Но больше всего Василия Семёновича поразило выражение лица маленького человечка.
Человечек глядел на луну печальным, унылым взглядом. Именно унылым, даже каким-то безнадёжным. Он зябко передёрнул плечами.
Потом человечек зашевелил губами, что-то забормотал негромко, словно про себя. Но Василий Семёнович всё-таки расслышал.
– Честное слово… Честное рыжее… Я знаю точно-наверняка-непременно-без всякого сомнения: Солнышко опять встанет. Никуда оно не денется. Кто не верит… ну и пусть… ему же хуже… А я – верю! И всё-таки как грустно жить ночью…
Василий Семёнович, конечно, ничего не понял. «Я не сплю, – подумал он. – Потому что заснуть на посту я не мог ни при каких обстоятельствах. Это исключено. Но в таком случае: кто это? Или: что это? Если это „кто-то“, то кто это? А если это „что-то“, то что это? Непонятно!» В конце концов Василию Семёновичу показалось, что вся его голова набита одними вопросительными знаками.
Вдруг человечек с озабоченным видом повернулся к Василию Семёновичу.
– Я уверен, вы знаете. Ну, конечно, вы знаете, вы просто обязаны знать: у кого в этом городе больше всего веснушек?
Думаю, никому не известно, какие именно вопросы задают маленькие человечки, сидящие на кончике папиросы. Но этот вопрос, скажем прямо, застал Василия Семёновича врасплох.
– Ну, веснушек, – чуть нетерпеливо повторил человечек. Он брезгливо отмахнулся от струйки дыма и постучал пальцем по своему носу и щекам: – Таких чудесных, очаровательных рыжих веснушек.
Василий Семёнович откашлялся.
– Я вас понял, – хрипловато ответил он. – Веснушек. Конопушек, да?
