Иногда на первый взгляд слабые и безвольные люди на самом деле оказываются сильнее тех, на чью силу принято равняться. Мне кажется, только по-настоящему сильный человек смог бы отказаться от мечты ради других людей. Немного больно, что тот, о ком я пишу, сам так и не распознал собственную силу. Он заговорил на эту тему лишь однажды, когда мы сидели в пабе и молча слушали гремящий из колонок «Битлз». Где-то на словах «Все одинокие люди – откуда они приходят, кому они принадлежат?» он неожиданно произнес фразу, вернее процитировал писателя, которого не особо любил, не понимал, но уважал по еще не ясным для себя причинам: «Я слаб, как прежде и всегда. Такое ощущение, будто меня связали по рукам и ногам. Но при этом еще и ощущение, что, если бы меня развязали, было бы еще хуже». Странно было слышать такие слова от самого сильного и стойкого человека из всех, кого я когда-либо встречала…
Его зовут Аран Рудберг.
Настенные часы на дверце шкафа за барной стойкой показывали за полночь. Помещение было темным и почти опустевшим, не считая единственного посетителя, бармена и официантки, которая сейчас выключала светильники над дальними угловыми столиками. На фоне тихо играла размеренная джазовая мелодия, и звуки контрабаса и пианино гармонично сливались с темнотой паба. Девушка прошла за барную стойку, дотягиваясь до полотенца и дымящихся жаром после посудомоечной машины бокалов.
– Надо что-то делать с тем вон, – она коротко кивнула в сторону единственного осветленного столика напротив стойки, за которым сидел молодой человек, уронив голову на руки. – Сколько он уже вот так без движений, Ян? Живой хоть?
Бармен мельком бросил взгляд на посетителя и нахмурился:
– Да с полчаса, наверное. Отрубился поди. Надо ж так надраться было. Вечно кого-то, да приходится выносить из бара.
– Думаешь, так напился? Он ведь только одно пиво заказал…
– Значит, до этого уже хапнул. Ты иди домой, Кристин, я тут закончу сам, – сменил тему бармен, составляя новую партию стаканов в посудомоечную машину.
Девушка убрала полотенце и замерла в нерешительности, не зная, как поступить. Она смотрела через стойку на спящего за столиком человека и некоторое время просто покусывала нижнюю губу. Неожиданно она резко тряхнула головой:
– Нет, я сама с ним разберусь. Ты и без того уже…
Ее последние слова смешались с музыкой и превратились в неясное бормотание. Ян внимательно посмотрел на нее и едва заметно улыбнулся сам себе.
Кристин видела этого человека в пабе и раньше. Он появлялся здесь несколько раз в неделю, но обычно всегда садился за барную стойку и заказывал пиво прямо у Яна, ни с кем не разговаривая. Так, ни разу не обмолвившись с ним ни словом, она не имела представления о том, кто он есть и чем занимается. Сейчас, стоя у его столика и смотря сверху вниз, она могла лучше рассмотреть его растрепанные темно-каштановые волосы и большеватую по размеру потрепанную куртку. Кинув взгляд на стакан с еще не допитым пивом, она нахмурилась самой себе. Сколько он уже выпил до прихода сюда? Ей и раньше приходилось разбираться с задержавшимися и уже невменяемыми посетителями, и по опыту она знала, что ни улыбаться, ни соблюдать манер с ними не стоит. Кристин порывисто одернула фартук и громко кашлянула:
– Эй, вы как? Мы тут закрываемся уже. Вам пора.
На ее удивление молодой человек сразу и довольно подвижно поднял голову и встретился с ней внимательным взглядом. Он не спал. Его глаза были ясные и трезвые, хотя и немного покрасневшие от усталости, а лицо отдавало легкой бледностью. Кристин вмиг растерялась.
– Ясно, – ответил он чуть охрипшим голосом. – Простите.
Он посмотрел на стоящий рядом стакан, сделал еще один глоток пива, стянул со стола пачку сигарет и поднялся из-за столика.
– Спасибо.
– Э… в-вы…, – она пару раз открыла рот, не способная подобрать нужных слов, чтобы сгладить вину, а когда уже было поздно, она лишь тяжело вздохнула, глядя вслед выходящему из паба молодому человеку.
Он вышел в ночной холод и остановился под уличным фонарем. Ветер обдувал его лицо и трепал волосы, забираясь под куртку и заставляя все тело содрогаться от холода. Молодой человек снова вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и сунул одну руку глубже в карман, закутываясь плотнее в куртку. Некоторое время он стоял под светом одинокого фонаря и курил, смотря в ночную темноту. А затем проговорил самому себе:
– Все меняется. Одни мы остаемся самими собой.
Сунув обе руки в карманы куртки, он направился домой спать.
Ему ничего не снилось. Сны вообще приходили по ночам редко. Вся рутина его повседневности ограничивалась обыденными и ничем не примечательными событиями, не отличающимися друг от друга изо дня в день, что не давало пищи для мыслей или поводов для сновидений. Утро началось так же, как и все предыдущие.
– Аран! Просыпайся! – услышал он сквозь сон голос старшего брата за дверью спальни. – Завтрак уже готов.
Он приоткрыл глаза, и веки тут же снова тяжело опустились. Неделя только началась, а усталость уже полностью завладела и его умом и телом. Он попытался припомнить вчерашний день. Ему на самом деле захотелось его вспомнить и вновь пережить в памяти. В этом был какой-то смысл. Было в этом что-то необходимое. Аран прекрасно знал, что было вчера. Учеба, временная работа, привычный бар, где отсутствует вероятность встретиться со знакомыми, и дом. Но сейчас Арану важно было не знать все это, а действительно вспомнить. С закрытыми глазами он стал водить взглядом по вчерашнему дню, силясь разглядеть, как он просыпается, умывается, завтракает с братом, идет в университет, но осознавал, что с годами повторяющиеся действия теряют облик и превращаются в фантом. Переходят из теоремы, требующей доказательств, в факт. Он знал, что прожил вчерашний день, но доказать себе этого не мог.
