Из пансионата она уехала на два дня раньше окончания срока путёвки. Ей было скучно, неуютно, не нравилась пресная столовская кухня. Досаждал своими ухаживаниями не менее пресный сосед по этажу, лысоватый и солидный Николай Константинович в возрасте сильно после пятидесяти.
Сама Ада была ещё дальше по ту же сторону от пятидесяти, но мужчины близких ей лет давно уже не нравились. Казались скучными, слишком прагматичными, неспособными на яркие эмоции. А дома ждал молодой возлюбленный. Во всяком случае, она на это сильно надеялась.
Юношу звали Семёном, и ему уже было тридцать пять. Это только кажется, что возраст солидный. Если бы вам было шестьдесят… четыре, он бы казался совсем молоденьким. Мальчик был ленив, изысканностью манер не отличался, брюки на нём сидели мешковато.
Ада легко соскочила на асфальт перрона, звонко цокнув высокими тонкими каблучками, и поспешила к метро, беззаботно размахивая сумкой. Уже возле дома её прихватил несильный, но по-осеннему холодный дождик. По лицу поползли ручейки воды, слегка разбавленной тушью. Ада прибавила шагу и в считанные минуты оказалась у дверей своей квартиры.
За дверью слышались голоса. Ада замерла, едва протянув руку с ключами. Хорошо, что не вошла сразу: остановить грабителей она не сможет, а им пристукнуть её – пара пустяков. Надо бы потихоньку уйти и позвонить в полицию откуда-нибудь снизу. Но внезапно одеревеневшие ноги не слушались, она так и стояла минут пять, пока не услышала голос Семёна:
– А это портрет кисти Сафронова.
«Грабители ведь могут убить его!» – пронеслась мысль, и Ада решительно шагнула в квартиру, мгновенно забыв о непослушных конечностях.
Женский голос произнёс:
– Интересно, сколько же она заплатила за портрет? – Дама вдруг перешла на лёгкий визг: – Ой! Идёт кто-то!
– Ты? – только и сказал Семён, шагнув в прихожую.
– Кто там, Сём? – послышался из комнаты всё тот же женский голос.
Ада ещё не поняла, что случилось в квартире в её отсутствие. Было ясно только, что опасность миновала. Женщина шагнула в комнату мимо отступившего к стене и отчего-то смертельно бледного Семёна. В гостиной стояла незнакомая девица, очень молодая, лет двадцати пяти. На этом ее достоинства и заканчивались: яркая обильная косметика делала вульгарным слишком круглое лицо, подбородок слегка скошен, бёдра тяжеловаты, но грудь откровенно худосочна. Да и сильно крашеная мордочка под косметикой выглядела глуповато. Всё это Ада отметила мгновенно, со странным удовлетворением.
