Я лишился левого глаза прекрасным осенним утром, когда на небе не было ни облачка.
Я летел на F-4 «Фантом», большом, тяжелом реактивном истребителе по прозвищу «Двойной Урод»; его носовая секция недавно была модифицирована под размещение шпионских камер. Носовой конус имел теперь форму луковицы, воздух обтекал его иначе, и мне поручили тестовый полет над Чесапикским заливом для перекалибровки датчиков системы измерения скорости.
Я любил полеты на «Фантоме». Стоило поддать тяги, как моя спина тут же ощущала могучий напор, а когда я равномерно отводил назад ручку управления, нос истребителя задирался в вечную синеву. Мне казалось, что я стал пилотом огромного крылатого динозавра, чьи непринужденные трехмерные грация и свобода побуждали счастливо смеяться.
Но в тот день я держался низко, у воды, стараясь точно оценивать темп. Сравнивая показания циферблатов кокпита с данными, которые техники получали по замерам моего маршрута с берега, можно было обновить калибровку аппаратуры самолета и определить влияние новой формы носа.
Я повернул маленькую рукоятку слева от себя и сказал через кислородную маску:
– Захожу на финальный пролет, пятьсот пятьдесят узлов.
В гарнитуре шлема раздался трескучий голос старшего инженера:
– Принято, Каз. Мы готовы.
Я резко повернул голову, высматривая маркеры подхода – большие отражающие оранжевые треугольники на шестах, торчащих из воды. Заложил «Фантом» влево, потянул на себя, поворачивая и выходя на заданный маршрут близ поверхности, и поддал газу, чуть-чуть не дотягивая до форсажа, устанавливая скорость равной пятистам пятидесяти узлам. Девять миль за минуту или, что эквивалентно, почти тысяча футов за каждое тиканье секундной стрелки часов.
Я продолжал снижаться к заливу, а деревья на береговой линии справа размывались. Нужно было пролететь прямо перед измерительными камерами на высоте точно пятьдесят футов над водой. Бросив мимолетный взгляд, я оценил свою скорость в пятьсот сорок узлов, а высоту – в семьдесят пять футов, так что еще немного поддал газку и едва заметно переместил ручку управления вперед, после чего полетел горизонтально. Первый маркер пронесся мимо и улетел вдаль из-под моего носа. Я нажал кнопку и произнес:
– Готово.
– Принято, – послышалось в ответ.
Я собирался было отрапортовать о том, как миновал вторую башню, и тут увидел чайку.
Всего лишь серо-белое пятнышко, но прямо впереди по курсу. Первым велением инстинкта было бросить ручку управления вперед, чтобы увернуться, но в пятидесяти футах над водой это скверная мысль. Мускулы кисти и кулака сжались, ручка застыла в неподвижности.
Чайка тоже поняла, что произойдет, и, повинуясь выработанному за миллионы лет птичьей эволюции инстинкту, нырнула, чтобы уйти от опасности, да поздно было. Я-то летел куда быстрее любой птицы.
Мы столкнулись.
Техники в измерительной башне так внимательно наблюдали за аппаратурой, что и не заметили этого. Они, верно, удивились мимоходом, отчего я не произнес во второй раз «готово» и потом, пролетев мимо третьей башни, «отметка взята», но остались сидеть за приборами, пока старший инженер спокойно передавал:
– Сбор данных завершен, Каз. Отличный полет. Увидимся.
В кокпите столкновение ощущалось сокрушительным. Чайка врезалась в кабину передо мной и чуть слева, и лобовой щит из плексигласа разлетелся на куски, точно в него гранату швырнули. Мне в лицо и грудь ударил всей своей мощью ветер на скорости в пятьсот пятьдесят узлов, разметал внутренности чайки и плексигласовые осколки, откинул меня на спинку катапультного кресла, а потом принялся трясти в страховочной сбруе, точно тряпичную куклу. Я ничего не видел, но вслепую тянул за ручку управления, уходя от воды и ввысь.
У меня в голове звенело после того, что мне показалось жестоким тычком в левый глаз. Я быстро и напряженно заморгал, но зрение не улучшалось. Самолет взбирался в небеса, и я сбавил прыть двигателя до средних оборотов, замедлился, навалился на страховку, убирая лицо от натиска ветра, приподнял руку, чтобы протереть глаза от склизкой дряни. Я их старательно протирал, влево-вправо, и правый глаз удалось прочистить ровно настолько, чтобы стал виден горизонт. «Фантом» медленно кренился вправо, продолжая набирать высоту. Я переместил ручку управления, выравнивая самолет, снова протер глаза и покосился на перчатку. Светло-коричневая кожа была пропитана ярко-красной свежей кровью.
Держу пари, не вся эта кровь чайкина.
Я стянул перчатку и ощупал лицо, продолжая сражаться с яростными ударами ветра. Правый глаз вроде в порядке, но левая щека разодрана и онемела, а левым глазом я вообще ничего не видел, и там жутко болело.
Дыхательная маска из плотной зеленой резины все еще прикрывала нос и рот: спасибо за это тяжелым пристежкам у челюсти, удержавшим ее на шлеме. Однако темно-зеленое забрало исчезло: в какой-то момент столкновения и ветрового удара его сорвало. Я потянулся назад и нахлобучил шлем, поелозил им на голове, центрируя заново. Мне нужно было с кем-то поговорить. И быстро.
