ГЛАВА 1. Война мышей и саламандр
В самый темный ночной час, когда законопослушные обыватели спят в своих кроватях, а лиходеи в отсутствие первых, спят в своих, у порога мрачного дома, что на улице Трех лун, раздался плеск весла. Гондола с потушенным фонарем приблизилась, и одетая в черное фигура тяжело запрыгнула на каменный парапет. Дверной молоток стукнул раз, другой, скрипнула дверца смотрового окошка.
— Сеют ли в ваших краях семена… — посетитель чертыхнулся, откашлялся и начал заново. — Сеют ли в ваших краях семена желтого аира и зеленого аниса, и синего хумуса?
За окошком молчали. Фигура в черном изогнулась, у края рукава зажегся огонек, осветивший другую руку закутанного в балахон мужчины, к слову, довольно пузатого.
— Простите, брат-шестой. Аир, конечно же зеленый, анис — желтый, а синий …Е-ли-ледж?!
Шпаргалка была предусмотрительного написана чернилами на ладони посетителя.
— Их засевают в сердцах верных, — недовольно ответил привратник и дверь распахнулась ровно настолько, чтоб пузан мог в нее протиснуться.
Все тайные общества во всех обитаемых мирах похожи друг на друга, особенно в страсти к посевной терминологии. Еще члены их скрывают свои лица и имена, и выбирают для тайных встреч самые темные часы ночей.
Члены конкретно этого общества заседали в подвале и ожидали лишь прибытия своего десятого члена, того самого предусмотрительного толстяка. Под низкими сводами зашелестели приветствия и упреки.
— Я собрал вас нынче, братья, — начал первый, сидящий во главе овального деревянного стола, на котором лежало нечто, накрытое до времени парчовым покрывалом, — потому что час наш близок.
— При всем уважении, — четвертый брат славился своей сварливостью, — в прошлый раз вы говорили то же самое, когда старикан Дендуло отбрасывал копыта в спальне своего дворца, а горожане стенали на площадях, сожалея о кончине «душки дожа».
— И если бы четвертый брат распорядился своим голосом так, как было договорено… — начал язвительно брат-второй.
— И если бы десятый…
— Мы получили бы уже своего карманного правителя!
— Трусость!
— Измена. Каждый хотел чужими руками жар загребать.
— Тишина! — Велел первый, и его окрик заставил присутствующих замолчать. — Претензии будете высказывать друг другу в своих гостиных. Изменники покараны, и больше к этой теме мы возвращаться не будем.
Присутствующие осторожно выглянули из-под низких капюшонов, пересчитывая соседей. За столом из «Другого совета десяти» сейчас сидело только девять человек.
— Как давно? — осторожно пискнул десятый. — То есть, хотелось бы знать, когда произошла… гмм… кмм.. экзекуция?
Первый жестом фокусника сдернул парчовое покрывало.
— Это синьор Ко…— начал десятый, глядя на мертвую человеческую голову в центре стола.
— Тишина!
И тишина наступила, испуганная и густая как патока.
— Надеюсь, следующие выборы, благородные синьоры, пройдут к нашему всеобщему удовольствию.
— Но дож Муэрте молод и полон сил. — Четвертого брата мертвые головы не пугали, он на них без счета насмотрелся. — До следующих выборов доживут лишь самые юные из нас.
— Дож скоро нас покинет. — Брат-первый медленно повел головой, будто осматривая соратников раструбом капюшона.
— Но покушения проваливаются одно за другим, хитрый мальчишка разбирается в ядах, и приставил пробовать свою еду сыновей всех аристократических фамилий города!
— У Муэрте тоже есть слабости.
— Женщины? — Фыркнул четвертый. — Мы пытались, но…
— Его пожрет гнев моря.
«Другой совет десяти» разошелся под утро, члены его по одному покидали дом в неприметных бесфонарных гондолах.
Синьор Артуро Копальди выбрался из-под стола, когда плеск весла последней гондолы замер в отдалении.
— Шея затекла, — сообщил он брату-первому, уже снявшему капюшон и разливающему по бокалам вино из пузатой бутыли. — Дырку пропилить можно было бы и побольше.
— В следующий раз пили сам, — главный заговорщик, подал бокал. — Хотя, другой раз надо будет изобрести что-нибудь новенькое. Они, конечно, болваны, но не идиоты же.
— Не унижай подданных, — Копальди пил, жмурясь от удовольствия. — Даже светочу разума не пришло бы в голову, что тайное общество злоумышлений против дожа возглавляет сам дож.
Синьор Муэрте скривился:
— Представляешь? И это сам!
— И шапка!
— Проклятая шапка! Она давит на голову!
— О, про настоящее давление тебе много может поведать моя шея.
Они расхохотались, сразу будто сбросив десяток лет, оказавшись молодыми, не разменявшими еще четвертого десятка, людьми.