Мия
— Очнулась? — слышу мужской голос сквозь шум в ушах.
Виски пульсируют, а голова будто налита свинцом. Больно не то что открыть глаза, а даже дыхание дается с трудом. Совершенно не понимаю, что происходит. Не помню, где я и что со мной случилось. Делаю глубокий вдох, выдох, звон немного рассеивается, и только тогда приоткрываю веки. Картинка перед глазами размазана и окончательно сбивает с толку.
— Выпей, — раздается совсем рядом со мной низкий голос.
С трудом фокусирую взгляд на протянутой широкой ладони с белой таблеткой по центру, и кажется, что я это где-то уже видела, но нет сил копаться в воспоминаниях.
— Что это? — поморщилась от того, каким громким кажется собственный голос.
— Выпей, станет легче, — так и не могу посмотреть на мужчину, настойчиво предлагающего таблетку и зажатый во второй руке стакан с водой.
Не задумываюсь, делаю как сказано и, забрав лекарство, кладу его на язык, запивая ледяной жидкостью.
Снова закрываю глаза и, помассировав виски, привыкнув к ощущениям, распахиваю веки. Напротив меня в кресле сидит Он. Пронзительно-синие равнодушные глаза неотрывно следят за мной, проникая под кожу и вызывая табун мурашек. Воспоминания тут же обрушиваются на меня беспощадной чередой событий.
Я сама села к нему в машину, собираясь нарушить все папины запреты и окунуться в волнующее приключение, на которое не решилась бы даже неделю назад.
Его улыбка, от которой сжимается все в груди и в животе порхают бабочки. Протянутая бутылка шампанского, чтобы отметить мое сумасбродство и смелость. Пузырьки, лопающиеся во рту и щекочущие нос, а затем внезапно навалившаяся усталость и темнота.
— Что ты подмешал в шампанское? — смотреть на него все еще больно, а в голове туман, сквозь который с трудом продирается осознание произошедшего.
— Снотворное, — ответил спокойно.
— Зачем? Я и так сама уехала с тобой. Что ты со мной сделал? — упиралась ладонями в матрас, чтобы не упасть обратно на кровать.
— Ничего. Лишь то, что ты и хотела. Спрятал от назойливой опеки твоего отца, — низкий баритон обволакивает, дурманит, как и тогда, когда я впервые услышала его голос.
— Спрятал где? — боль отступает, и на смену растерянности приходит страх.
Да, я хотела уехать с ним, хотела хоть раз сделать что-то наперекор отцу, устав от бесчисленных запретов и удушающей заботы. А встретив его, такого мужественного, высокого и красивого, его ведь даже эта русая бородка, напоминающая больше щетину, совершенно не портила, а придавала еще больше брутальности. А эти пронизывающие до самого нутра синие глаза с прищуром, от взгляда которых у меня подгибались коленки, совершенно не выходили из головы.
Так могла ли я отказаться? Нет. Я решилась и осмелилась на немыслимое! Доверилась мужчине и сделала то, чего никогда не делала — последовала порыву сердца, а не голосу разума.
— А что такое? Уже передумала прятаться от папы? — произнес с таким холодом, что по позвоночнику пробежали ледяные мурашки и сердце заколотилось пойманной птицей.
— Что… — наконец-то стало проясняться в голове, и вырисовываться картинки того, для чего именно я ему понадобилась. — Что ты хочешь? Тебе нужен выкуп? Или ты хочешь держать меня в плену и насиловать, как все те извращенцы из ленты новостей?
Синяя радужка потемнела, и он заиграл желваками.
— Неужели я похож не тех, кому, чтобы получить женщину, нужно запирать ее и брать силой? — выплюнул он зло.
Нет. Не похож. Я видела, как на него смотрели другие женщины. Да я сама грезила им с момента встречи. Тогда…
— Для чего? — повторила вопрос, окончательно растеряв флёр влюбленности.
Передо мной больше не было того мужчины, от которого веяло сексуальностью и бунтарством, в которого хотелось окунуться с головой. Нет. Теперь передо мной находился лишь опасный незнакомец, прикинувшийся волком в овечьей шкуре.
— Тебе нужен выкуп? — к глазам подступили слезы.
Прав был папа. Я хороша лишь для того, чтобы через меня манипулировать им. Все хотели получить от отца что-то, и нет способа лучше для воздействия на него, как его единственная дочь. А я была так зла на родителей за постоянный контроль, и так рада была обмануться, что собственноручно пришла в западню.
— Не выкуп, нет, — покачал он головой, опираясь локтями о колени.
— Тогда что? — голос дрогнул, потому что в мыслях проносились догадки одна хуже другой.
— Пора проучить твоего отца.
— За что? — мне не нравилось то, куда он вел, и чем больше получала ответов, тем страшнее мне становилось.
— Потому что твой отец забыл — нельзя трогать чужое. И тем более нельзя обижать чужих женщин, — выпалил с отвращением, обдавая меня волной презрения.
— Что? Ты ошибаешься. Он никогда никого и пальцем не трогал…
— Нет, Пуговка. Руки твоего папаши по локоть в крови, — смотрел прямо в глаза, и я видела, как на дне его радужки беснуется бездна, которая утягивает меня за собой. — Неправда, — помотала головой.
Это ложь! Наглая клевета! Мой отец — он самый лучший, самый честный. Да, он успешный бизнесмен и баллотируется в депутаты. Поэтому постоянно находится в какой-то гонке, с кем-то конкурирует и редко бывает дома. Но я за всю жизнь не слышала от него грубого слова, и он не способен обидеть даже котенка.
