ПРОЛОГ
Остановившись около двери его кабинета, я замерла. Я знала, что он там. Я знала, что большая часть сотрудников отделения ушла – рабочий день закончился. Поздно.
Но он был там. В своем кабинете – за стеклянной перегородкой, закрытой жалюзи изнутри. Он никуда не уходил. Каким-то болезненным десятым чувством я его отслеживала. И никогда бы в жизни не пропустила, если он прошел мимо.
Я бы ушла! Клянусь святыми небесами – это было все, чего я хотела. О чем, затаившись, тихо просила Господа, судорожно сжимая подлокотники своего кресла.
Пусть сегодня я просто уйду домой. Мой рабочий день просто закончится, как и десятки, сотни раз до этого. Пусть сегодня все обойдется…
Пожалуйста!
Но за полчаса до конца рабочего дня он позвонил по внутреннему телефону и велел принести дело Илие Метреску, которое забирал Шенк. Да, того самого Метреску, о котором последние дни кричали заголовки всех газет Предьяла, не иначе – у газетчиков в полиции завелся осведомитель. Откуда бы они тогда с таким удовольствием смаковали подробности его смерти?
У бедного Илие Метреску кто-то вырезал печень. И Кастор Трой, помощник начальника полицейского управления, желал в который раз ознакомиться с подробностями жизни и смерти несчастного.
Я ступила в его кабинет, прикрыв за собой дверь так осторожно, будто она была хрустальной и такой хрупкой, что от малейшего сотрясения разбилась бы вдребезги…
Но это я должна была разбиться вдребезги!
Я… я… я…
Разлететься на осколки с острыми гранями – как много лет назад раскололась перламутровая оправа маминого зеркальца. Изящная вещица, которая как магнитом влекла меня – десятилетнюю девочку в венке из жимолости, без спроса забравшуюся в мамину комнату…
Я думала, сплетение молочно-белых нежных цветов сделает меня хоть немного красивее. Но я ошибалась.
Уронив его, я так и осталась в холодной глади пухлощекой девчонкой, отчаянно ненавидящей себя. Узкие глаза. Нос картошкой. Толстые губы. Беспорядочно топорщащиеся в разные стороны волосы. Даже цветы утратили свою красоту и живость рядом со мной – красноносой безобразной жабой…
– Моника, я же столько раз говорила – нельзя заходить в мою комнату! Ну вот, посмотри, что ты наделала – разбила зеркало, которое подарила мне моя бабушка на восемнадцать лет! Испортила такую красивую, старинную и памятную вещь!
– Мама, я все исправлю! Я склею оправу так аккуратно, что будет незаметно!
– Нет. Вещь безнадежно испорчена.
– Офицер Трой, дело Метреску… – негромко прошептала я, изо всех сил прижимая к себе папку, как будто не желая расставаться с ней и ища в ней свое спасение. – Я могу идти?
Положить на его стол, не поднимая глаз, и – прочь из проклятой комнаты! Он ведь не просто так захотел изучить подробности поздним вечером, когда почти все другие сотрудники, включая самого комиссара, уже ушли.
Не просто так?!
– Моника… – вместо ответа с удовольствием протянул он, не сводя с меня глаз. – Забавное имя – напоминает сливочную помадку с клубничной начинкой. Такое нежное, мягкое… Такое ароматное и податливое. Просто тает на губах. Моника…
Никакой субординации. Он знает, что может говорить все, что угодно. Может делать все, что угодно. А меня…
Меня просто трясет.
Плевать он хотел на бедного Илие Метреску, вот что. Но почему я не удивлена? И почему, когда Кастор Трой произносит мое имя, что-то тягуче отдается внутри? Что-то темное и обволакивающее, омерзительное и сладкое, как десерт, от которого, несмотря на его приторность, невозможно отказаться…
Помощник комиссара вольготно развалился в кожаном кресле, положив ноги прямо на стол. Стрижка «под фрица», радужка темно-карих глаз мерцает буроватым блеском, а на тонких губах играет его всегдашняя усмешечка.
«Говорят, офицер Трой перетрахал всех симпатичных девочек в третьем управлении, – шепотом сообщила мне Фелиция, когда нам представляли новое начальство. – И знаешь, я этих баб понимаю! Хорош, паскуда!». «Но как же полиция нравов?» – поразилась я тогда, – «За распущенность его должны были арестовать, подвергнуть наказанию и исключить из полиции!». «Поговаривают, Кастор Трой пользуется особым расположением Великого Князя вампиров Константина Леоне», – усмехнулась Фели, – «Ты же понимаешь, что это значит. Что дозволено Юпитеру – не дозволено быку…».
От бесстыдного взгляда офицера Троя меня кидает в дрожь. Ему дозволено все.
И сейчас ему скучно.
А если Кастору Трою скучно, мне впору биться в истерике…
Я запоздало замечаю обтекаемый металлический корпус с острой (слишком острой!) иглой, зажатый в его пальцах, и в следующее мгновение дротик вонзается в мишень за моей спиной.
В «яблочко». Но это мог быть и мой глаз – слишком близко просвистела тонкая изящная игла.
– Что-то не слышу я бурных аплодисментов, – Кастор Трой переводит взгляд с мишени на меня. – А они вроде как должны быть, нет?
Будь на его месте я – промазала. Да и вообще вряд ли занималась на рабочем месте такими сомнительными развлечениями, как дартс. Но разумеется, вы заслужили аплодисменты, офицер Трой, разумеется…
А теперь позвольте мне уйти!
– Потрясающая меткость, я в восхищении! Я могу быть свободна? – едва слышно выдыхаю и осторожно кладу папку, в которой содержится все про жизнь и смерть Илие Метреску, на краешек его стола. – Хорошего вечера, офицер…
