Женя взяла на стойке буфета свой кофе и пирожок и повернулась, ища глазами свободный столик. Только что закончилась четвертая пара, и в буфете универа было не протолкнуться. Свободных столиков не было, но Женя увидела за одним из них свою одногруппницу Вику. Нельзя сказать, чтобы они дружили, но Вика была приятная девушка и провести с ней перемену вполне было можно.
– Привет, сяду? – спросила Женя, одновременно располагаясь на свободном месте. Вика ковырялась вилкой в своем не очень аппетитном на вид салате. Подняв голову на Женю, улыбнулась ей.
– Да, конечно.
Пару минут девушки ели каждый свою пищу. Учебный день был закончен, торопиться было некуда.
– Ты кафедру выбрала? – нарушила молчание Женя. Ей было тоскливо сегодня и просто хотелось хоть с кем-нибудь поболтать.
– Разрываюсь между Современной русской и Современной зарубежной литературой. Русскую я люблю больше, а на Зарубежной Прокофьев. Не факт, конечно, что он меня возьмет, у него очередь, но и у меня шансы есть – все-таки последний семестр на одни пятерки. А ты?
– Я на Русскую девятнадцатого века. Я и поступила-то на филфак из-за Достоевского, поэтому особо и сомнений нет, – Женя повертела в руке стаканчик с недопитым невкусным растворимым кофе. Пирожок был съеден, но никуда идти не хотелось. – Тебе в библиотеку не надо сегодня? Прогулялись бы вместе.
– А тебе разве надо? – удивилась Вика. – Вроде никаких работ не задавали.
– И мне не надо. Но так домой не хочется идти… Такая там тоска…
– Что-то случилось?
– Да случилось-то давно, папа почти год назад погиб в аварии. Но мама до сих пор в себя никак не придет. Ничего ей не хочется, дальше магазина и рынка не ходит почти. Работает дома на удаленке. И такое в квартире у нас болото… Как заходишь, так как будто все силы пропадают.
Вика помолчала, думая, как поддержать одногруппницу. Она знала про Жениного папу, прошлой осенью вся их группа скидывалась на похороны, но близко они никогда не общались, и насчет того, что происходит в Жениной семье, она была не особо в курсе.
– Я, конечно, все понимаю, – продолжила Женя, – но ведь уже скоро год как! Мне тоже тяжело, но жить-то надо. Маме всего-то сорок два, а она себя уже похоронила как будто. Ей ничего не интересно вообще, меня тоже не особо замечает.
– Может быть, тебе как-то ее расшевелить надо? – предположила Вика.
– Я пыталась, но как расшевелить человека, который шевелиться не хочет? В свободное от работы и домашних дел время либо телек смотрит, либо в окно. А видит ли она что-то там, даже непонятно.
Вика участливо вздохнула. У нее самой папы вообще никогда не было (точнее, где-то он, наверное, был, но в Викиной жизни не участвовал), поэтому она всю свою жизнь жила с мамой вдвоем. С мамой они были как подружки, периодически ходили куда-то вместе – в кино, в кафе, на мастер-классы, на групповые занятия в спортзал. Поэтому взять маму куда-то с собой казалось ей самым подходящим вариантом.
– Ну тогда даже не знаю… Может со временем как-то само образуется?
– Может и образуется… Но у меня иногда одно желание – закончить учебу и свалить куда-нибудь. Мне кажется, мама не особо и заметит, – и Женя с тоской посмотрела в окно. И зачем она взяла и вывалила на совершенно ей не близкого человека сразу гору своих проблем? Совсем, видимо, приперло. Раньше у Жени не было привычки грузить малознакомых людей своими тревогами, но две ее самые близкие подруги уехали учиться в Москву, и встречались они теперь раз в несколько месяцев. А поговорить хоть с кем-то хотелось нестерпимо.
Вику, казалось, нисколько не испугали Женины откровения. Она похлопала одногруппницу по плечу.
– Пошли в кино! По средам студентам скидки.
– А что там идет?
– Да какая разница!
Женя благодарно улыбнулась Вике.
Домой Женя пришла уже вечером.
– Мааам, я дома! – крикнула девушка из прихожей. Ответа не было.
Женя зашла в зал. Вера, ее мама, сидела на диване перед телевизором, по которому шло какое-то ток-шоу, но было непонятно, смотрит ли она его. Как будто смотрела, но когда на экране все дружно засмеялись – явно произошло что-то смешное, – ни один мускул не дрогнул на Верином лице. Возможно, она на самом деле не вникала в то, что происходит в передаче.
– Мам, привет! – наигранно бодро сказала Женя, плюхнувшись рядышком на диван.
Вера повернулась к дочери и на автомате улыбнулась ей.
– Привет.
– Знаешь, мне кафедру надо выбрать до ноября. Вот думаю, какую – русскую литературу или зарубежную, – Женя, которая давно уже все решила с кафедрой, смотрела на мать в надежде на какой-то разговор.
– Какую хочешь, – ответила Вера, отвернувшись обратно к телевизору.
Женя помолчала, думая, что еще сказать.
– А еще я постричься хочу, – у Жени были красивые длинные волосы, – коротко.
– Хорошо.
– И покраситься. В розовый.
– Хорошо.
У Жени заныло где-то в груди. Она не понимала, то ли ее мама не слышит, то ли слышит, но ей просто все равно, что происходит с дочерью. Когда папы не стало, Женя была уже достаточно взрослая барышня восемнадцати лет, и она тогда, несмотря на всю боль, поняла, как важно ей поддержать маму, подставить ей плечо, стать ее опорой. И она подставила, поддержала, стала. Но Женя никак не думала, что этот период затянется так надолго, постепенно в ее душе начала шевелиться обида на мать. Почему мама любила папу настолько сильно, что после его гибели она буквально перестала жить, хотя у нее есть еще дочь? Неужели мама не должна любить своего ребенка также сильно, как супруга? Почему Женю волнует то, как чувствует себя мама, а ее маму Женя не волнует вообще? Разве мать не должна была поддерживать, в свою очередь, Женю, которая тоже потеряла близкого человека? Все эти вопросы начали крутиться в Жениной голове где-то спустя полгода после того, как не стало папы. Сначала Женя их прогоняла, но постепенно они все настойчивее занимали место в ее мыслях. Женя отчетливо понимала, что так нельзя, это неправильно, но не могла придумать, что тут можно сделать.
