Десять процентов таланта, отмеренного природой, понятия необъяснимого, и девяносто процентов осознанного трудолюбия, каждодневной неистовой работы, позволявшей многие годы справляться с болезнью, беспощадное отношение к себе, со «звериной требовательностью» (выражение режиссера Леонида Хейфеца) – требовательностью мотивированной – к окружающим, сделали Олега Борисова одним из самых великих артистов России.
Цифры, понятно, могут быть разными, но сути при этом не меняющими: талант, заложенный генетически, родом Борисовых, и кропотливость творческого труда, и феноменальное трудолюбие человека, осознающего свое предназначение. «Уверена, – пишет театровед Наталья Казьмина, – что если завтра объявят конец света, сегодня О. Борисов отправится на репетицию».
В театре и на съемках фильмов он быстрее всех входил в роль, потому что приходил, будучи полностью в нее вошедшим, и уходил, всё еще в ней пребывая. Сложно согласиться с суждением о том, что Борисов – один из тех артистов, у которых не было взлетов и падений. Таких – без взлетов и падений – много на российском театре и в кинематографе. Но Борисов – не один из них. Он, гений сцены, – над ними. В его творчестве не было провалов. Даже в «проходных» постановках и фильмах, о каких говорят: «ни уму ни сердцу», но в которых он как дисциплинированный артист, не отказывавшийся от вводов и эпизодов, был обязан играть, он отдавался роли полностью, никогда не опускаясь ниже своего уровня.
Взлеты же Борисова, что в театре, что в кино, достойны учебников для всех артистических школ. Его роли – Андрея («В добрый час»), Олега («В поисках радости»), Дромио («Комедия ошибок»), Петра («Последние»), принца Гарри («Король Генрих IV»), Кистерева («Три мешка сорной пшеницы»), Суслова («Дачники»), Григория Мелехова («Тихий Дон»), Ростовщика («Кроткая»), Астрова («Дядя Ваня»), Павла I («Павел I»), Свирида Петровича Голохвостого («За двумя зайцами»), Кочкарева («Женитьба»), следователя Ермакова («Остановился поезд»), Версилова («Подросток»), Германа Костина («Парад планет»), Муравина («По главной улице с оркестром»), Андрея Андреевича Гудионова («Слуга») – бесспорные шедевры театрального искусства и кино. Борисов не просто выдающийся актер – он явление. Особое, отдельное явление в русской культуре. Своей игрой он разрывал на части сердца.
Борисов больше любил роли, которые критика – несправедливо! – наделяла определением «отрицательная». Это было ему значительно интереснее. «Простора больше, возможностей, – говорил Олег Иванович. – Нет ограничений. Моя задача – срывать все клише, стереотипы. Попытаться заново взглянуть на человека. На то, что с ним происходит, какие он совершает поступки. Не давать никаких оценок. Понимать. Сострадать, наконец…»
В опубликованных спустя пять лет после ухода из жизни Олега Ивановича Борисова дневниках, ставших, к слову, важнейшим подспорьем при написании этой книги, поражает, как этот человек, невероятный пахарь, мудрый, прекрасно знающий себе цену, практически по поводу каждой предстоявшей новой работы писал: «…не знаю, справлюсь я или нет, сложно, я же такого не делал, как же, я могу подвести, могу ли я это освоить, могу ли я подняться с этим материалом…» Это – не рефлексия, а сверхтребовательность. В первую очередь к самому себе.
Он был великим актером, испытавшим голод, пережившим военное время, студенческую нищету, предательства, заквашенные на зависти и ревности. Борисов не побоялся взять себе за правило «умение быть некрасивым». Как верно заметила петербургский критик Марина Дмитревская, Олег Иванович был бесстрашным актером, «который никогда не боялся заглядывать на темную сторону улицы… Борисов имел бесстрашие не требовать от зрителей любви».
Яркий, неудобный, резкий, в то же время невероятно ранимый, нежный, тонкий и обладающий совершенно уникальными, безграничными возможностями.
Его не щадили, прежде всего за то, что он всегда оставался собой, не прогибался, не приспосабливался, не лебезил. Не заигрывал с властями. Он никогда не стремился к тому, чтобы располагать к себе. Вообще никого. Ни женщин, ни мужчин. Никогда не вымаливал какие-то награды и какие-то высокие оценки. «Он никуда не вписывался, – говорил Евгений Миронов. – Стоит вот такой… кочерыжкой. Его никуда – ни влево, ни вправо. Никуда. Стоит и всё. Борисов».
Для большинства он оставался закрытым, недоступным, застегнутым на все пуговицы. Чужаком, не вписывавшимся даже в неровный актерский строй. Зарубки на сердце – плата за возможность быть самим собой. Театр вообще очень жесток.
* * *
Дневники с названием «Без знаков препинания» – бесценный путеводитель по жизни Олега Ивановича Борисова. Равно как и свидетельства Вадима Юсуповича Абдрашитова, Льва Абрамовича Додина, Андрея Андреевича Золотова, Маргариты Рахмаиловны Литвин, Леонида Ефимовича Хейфеца. И, конечно же, невозможно переоценить многочасовые воспоминания Аллы Романовны Борисовой, вдовы Олега Ивановича, зафиксированные моим диктофоном.
Огромную помощь при изучении творчества Олега Борисова автору оказали и работы известных театроведов, таких как Анатолий Смелянский, Андрей Караулов, Александр Свободин, Сергей Цимбал, Борис Любимов, Наталья Старосельская, Ольга Егошина, Марина Дмитревская, Наталья Казьмина, Елена Горфункель, Татьяна Москвина, Ирина Павлова, Наталья Радько, Нина Рабинянц, Семен Лосев, Нинель Исмаилова…
