«Я живу по стольким руслам…» Это важное признание звучит во многих письмах Марины Цветаевой разным адресатам, но особенно подробно и откровенно она углубляется в его сокровенный смысл в одном из писем к Р. Рильке. Она пытается объяснить великому поэту свою «безмерность в мире мер»: когда она пишет ему, та часть души ее, что принадлежит маленькому сыну, «не должна ничего об этом знать», и наоборот – когда она с Муром, эта часть ее души не должна ничего знать обо всем том, что связано в ее жизни с Р. Рильке. Эти слова можно отнести и к ее отношениям с Борисом Пастернаком, и к творчеству… Каждое из очень многих «русел» для нее безусловно самоценно, и она ревниво оберегает его от «смешивания» с другими.
Эта книга посвящена тому важнейшему руслу жизни и творчества Марины Ивановны Цветаевой, которое связано с ее пожизненным спутником – Сергеем Яковлевичем Эфроном, чье 125-летие отмечалось в 2018 году (через год после ее юбилея). В этой книге собраны посвященные ему стихи Марины Цветаевой и те отрывки из ее писем и записных книжек разных лет, где ощутимо его «присутствие» – порой в ярких живых эпизодах, порой – в размышлениях о его личности и месте его в ее жизни, а часто – просто в жгучей тоске по нему в годы разлуки…
Если перед многими стихами открыто стоит посвящение («С.Э.» или «Сергею Эфрон-Дурново»), то в прозе это может быть не так явно. Тем не менее не только в письмах и записных книжках, но и в помещенных здесь фрагментах больших цветаевских очерков, написанных в поистине разные эпохи ее жизни, – времен Гражданской войны («Мои службы») и эмиграции («Пленный дух» и «Страховка жизни»), где Сергей Эфрон отнюдь не является «главным героем», ощущается ее – в разное время очень по-разному эмоционально наполненный – «оборот» в его сторону: вначале восхищенный, наполненный гордостью за него, затем – болевой и все более напряженно обеспокоенный… И создается очень запоминающийся его образ – такой, какой только она и могла создать.
Но и образ молодой Марины никто не воссоздал талантливее, чем Сергей Эфрон в своей юношеской повести «Детство». (Впервые после 1912 года она была опубликована в полном объеме в 2016 году в Иерусалиме в издательстве «Филобиблон».) Марина Цветаева по-особому ценила эту повесть и всегда верила в писательскую одаренность Сергея. «Главное русло, по которому я его направляю – писательское», – писала она гораздо позже – в 30-е годы (новой заочной знакомой, живущей в Америке – Р.Н. Ломоносовой). Она всегда глубоко сожалела, что дальнейшая жизнь его не пошла по этому руслу…
Все же Сергей Эфрон успел немало написать, и в этой книге представлены, кроме «Детства», его очерки уже много испытавшего воина (из «Записок добровольца»). Многие историки утверждают, что трагические дни Октября 1917 года в Москве нигде – ни одним из очевидцев! – не описаны так живо и ярко, с такими бесценными подробностями, так талантливо, как в очерке С. Эфрона «Октябрь. (1917 г.)». В книгу включены и наиболее значительные его письма, в которых не менее, чем в прозе, ощутимы многие «составляющие» безусловно присущего ему писательского таланта – зоркая наблюдательность, внимание к деталям, живой юмор, эмоциональность и увлекательность повествования, тонкий психологизм.
Живой голос Сергея Эфрона опровергает несправедливое, но, к сожалению, ставшее за последние годы едва ли не стереотипным утверждение, согласно которому они с Мариной Цветаевой с самого начала были несовместимо разными людьми, но якобы просто не заметили этого на волне молодой влюбленности. (В этом утверждении явно слышится недооценка как талантливости, так и – особенно! – общего уровня личности Сергея.) О том, что это далеко не так, свидетельствует и наиболее любимый Мариной Цветаевой рассказ его – «Тиф», на важных страницах которого с такой силой звучит ни на минуту не отпускающая его в долгие годы разлуки боль за Марину, оставшуюся в далекой и ставшей теперь такой страшной их любимой Москве, страх за ее жизнь… Нельзя не ощутить при чтении этих пронзительных строк связывающее их поистине «нерушимое родство», о котором сказано в цветаевских стихах «Лебединого стана» («Как по тем донским боям…»).
Есть здесь и их письма, статьи и записи 30-х годов, когда возникло тяжелое отчуждение, связанное с овладевшими сознанием Сергея Эфрона наивными иллюзиями относительно якобы счастливой жизни народа в советской стране. Эти иллюзии разделялись многими знаменитыми писателями западных стран, но не Мариной Цветаевой, слишком хорошо помнящей советскую Россию, в которой прожила после революции пять страшных лет. Она страстно пыталась переубедить Сергея, рвавшегося вернуться на родину и уже подавшего прошение о советском паспорте, и была в отчаянии от невозможности этого – от его «почти фанатизма», увлекающего и трагически обманывающего и их детей. Такое отчуждение бросает невольную тень на весь их прежний долгий совместный путь, и в этой тени порой перестает видеться все ценное, что навсегда связало их – и не разрушилось даже в самых страшных испытаниях отношений.
