Вот – мы.
Живем себе.
Разве не потрясающе?
Как это мы
вообще
так сумели.
Дыхание лета остывает.
Все раньше и раньше мир
окунается в чернильную тьму.
И вдруг, как гром среди ясного неба,
мама заявляет, что мы с Типпи
больше не учимся дома.
«В сентябре
вы пойдете в школу,
как все».
Я не возникаю.
Я просто слушаю
и киваю.
Тереблю на рубашке нитку.
Пуговица отлетает.
Но Типпи не может смолчать.
Она взрывается:
– Ты это серьезно?!
Вы оба рехнулись?! – орет.
Потом ругается битый час с мамой и папой.
Я слушаю
и киваю,
и пальцы кусаю
в кровь.
Наконец мама потирает виски, вздыхает
и выкладывает
как на духу:
– Пожертвования закончились,
и домашнее обучение нам больше
не по карману.
Папа никак не может найти работу,
а бабушкиной пенсии не хватает даже
на оплату кабельного.
– Денег на вас уходит будь здоров, –
добавляет отец,
как будто их уходило бы меньше –
на врачей и специальную одежду, –
если б мы только
вели себя чуть лучше.
Понимаете,
нас с Типпи не назовешь обычными
или нормальными.
Такое редко где увидишь.
Если увидишь вообще.
У кого есть хоть капля такта,
те называют нас «сиамскими близнецами»,
хотя обычно мы слышим в свой адрес
другое:
уроды, исчадия ада,
монстры, мутанты.
А однажды даже –
двуглавый демон.
Помню, я, когда это услышала,
плакала так,
что неделю ходила с красными глазами.
Но мы не такие как все, это точно.
Мы в прямом смысле срослись
бедрами –
одна кровь и одна кость.
И поэтому-то
мы никогда не ходили в школу.
Много лет
мы химичили на столе в кухне,
а физрой занимались у себя во дворе.
Но теперь
не отвертишься;
мы и впрямь идем в школу.
Пусть и не в самую простую
государственную,
куда ходит наша сестра Дракон,
где дети пыряют училок ножами
и на завтрак нюхают клей.
Нет, нет.
Власти больше не могут платить за наше
надомное обучение,
но готовы оплатить нам учебу в частной школе,
которая называется «Хорнбикон».
В «Хорнбиконе» согласились взять нас двоих
на одно место.
Наверное, нам повезло.
Вот только
я б никогда
так про нас не сказала.
Дракон растянулась на краю нашей с Типпи
двуспальной кровати.
Ее ноги все в синяках.
Она растопырила пальцы и
красит ногти лаком «темно-синий
металлик».
– Ну а вдруг
вам понравится, – говорит. –
Не все же на свете сволочи.
Типпи берет у нее лак, начинает красить
ногти на моей правой руке
и дует на них.
– Ясное дело, от природы не все, –
говорит Типпи. –
Но рядом с нами все в них
превращаются.
Вообще-то, Дракона зовут Никола,
но мы с Типпи прозвали ее Драконом,
когда ей было два годика,
и она, рыча и изрыгая пламя,
боевито топала по дому,
обгладывала карандаши
и паровозики.
Теперь ей четырнадцать, она занимается
балетом
и больше не топает –
порхает.
К счастью, она совершенно нормальная.
Хотя…
Порой мне кажется, что нашей сестрой
быть не очень-то круто.
Мне кажется, в глазах окружающих наша
сестра –
такой же урод, как и мы.
Хотя ученые и разработали
классификацию сиамских близнецов,
каждая пара – уникальна.
Подробности наших тел остаются в тайне,
если только мы сами не расскажем о них
людям.
А люди всегда хотят знать.
Они хотят знать, что у нас общего там, внизу,
и иногда мы рассказываем.
Конечно, это не их дело,
но надо же как-то унять их интерес.
Ведь именно назойливое любопытство
бесит нас больше всего.
Итак:
Мы с Типпи относимся к разновидности ischiopagus tripus.
У нас две головы,
два сердца,
две пары легких и почек.
Еще у нас четыре руки
и полноценные ноги, две штуки
(третью, недоразвитую, купировали,
как собачий хвост).
Наши кишечники начинаются порознь,
а потом срастаются.
И дальше, ниже
мы – одно целое.
Звучит как приговор,
но мы еще легко отделались.
Некоторые живут со сросшимися головами
и сердцами.
Или с одной парой рук на двоих.
Не так уж нам и плохо живется.
К тому же так было всегда.
Другого мы не знаем.
И так уж вышло,
что обычно
мы вполне счастливы
вместе.
– Молоко кончилось, – говорит бабуля,
демонстрируя нам пустую коробку из-под
молока
и чашку горячего кофе.
– Ну так сходи в магазин, – отвечает
Типпи.
Бабуля морщится и пихает ее в бок.
– Ты же знаешь, у меня больные суставы.
Я громко смеюсь.
Только бабуля
так может:
ссылаться при нас
на свою инвалидность.
И вот мы с Типпи
ковыляем за молоком в местную лавку
в двух кварталах от дома.
Мы только так и ходим:
ковыляем и еле тащимся.
Моя левая рука лежит
на талии Типпи,
под правой костыль.
А сестра – мое зеркальное отражение.
Когда мы доходим до магазина,
то обе тяжело отдуваемся
и никому не хочется
нести молоко.
– На будущее: мы ей не девочки
на побегушках, –
говорит Типпи, прислоняясь к ржавым
железным перилам.
Мимо проходит мамаша с коляской
и разинутым ртом-пещерой.
Типпи улыбается и говорит ей: «Привет!»
и ядовито хихикает,
когда эта тетка с великолепным телом
чуть не валится с ног
от потрясения.
Дракон разложила
на кухонном столе
тысячу мелких деталей пазла.
Картинка на коробке обещает, что эта груда
картона
превратится в картину Пикассо –
«Дружба» –
сюрреалистическое сплетенье
рук, ног и линий,
твердых блоков
желтого,
коричневого
и голубого.
– Люблю Пикассо, – говорю, –
