Говорят, любовь обогащает. На самом же деле она прожигает в груди огромную дыру, заполнить которую может только присутствующий рядом любимый человек. Арису расстался со своей девушкой всего пятнадцать минут назад, а уже готов был плакать от всепоглощающей тоски. Её опухшие от поцелуев губы так и манили, так и заставляли оборачиваться. Вдруг где-то среди пёстрой толпы мелькнёт тоненькая фигурка в сиреневом пальто.
Арису и сам не понял, как пришёл в сад камней на окраине Аомори.1 Пушистый снег опускался на булыжники объёмными шапками, разросшиеся можжевеловые ветви прогнулись под тяжестью белоснежного покрывала. По поверхности крохотного озерца пробежала мелкая рябь, а на перила горбатого мостика уселся уродливый ворон с перебитым крылом. Такой одинокий, забытый всем миром и окружённый безмолвием.
Снег, цветы и луна – вот три объекта, достойные любования. Эти слова часто повторял дедушка Арису, а он знал толк в жизни. Тихо угасала вечерняя заря, и бархатный сумрак перерождался в тёмную ночь. Фонари причудливо разбрасывали по саду жёлтые круги, в свете которых падающий снег переливался золотом.
Арису не удержался и, шлёпнувшись в сугроб, принялся руками и ногами рисовать снежного ангела. Как же хорошо жить! Какая нежная и чудесная зима! Перед внутренним взором вновь появилось лицо возлюбленной. Воспоминания и образы сплелись в затейливое кружево и отправились укутывать сознание. Тепло разлилось в груди, медленно опустилось в живот и ещё ниже. Арису зажмурил глаза и замер. Снежинки, выныривая из мрака, щекотали кожу и мгновенно умирали.
Внезапно воздух затвердел, так что даже дышать стало трудно. Какой-то извечный Холод сковал конечности и камнем придавил к земле. Тот Холод был точно живым, устало выдыхал ледяной туман и усыплял завыванием метели. Арису с трудом разлепил веки и испуганно ахнул. Над ним склонилась бледнолицая женщина в старинном белом кимоно. Красивая, с развевающимися волосами и дрожащими ресницами. В зрачках у неё плясали голубые льдинки, а на тонкой шее трепетал кулон в виде красного дракона.
– Ты не Казуми. Ты не мой любимый, – разочарованно произнесла она, разглядывая незнакомца.
Арису хотел было привстать, но не получилось. Казалось, он уже и сам превратился в сугроб.
– Я… Меня зовут… Гокэ Арису. Вы поможете… Помогите встать…
– Тихо-тихо… – шепнула она и обняла Арису. Её руки стали тюрьмой. На щеках замёрзли слёзы.
И вдруг Арису понял, что никуда не уйдёт. Он будет вечно любоваться этой женщиной и преклоняться перед её красотой. Вот бы дотронуться до неё, вот бы поцеловать, вот бы развязать пояс на кимоно. Пусть даже её голос темнее мрака и холоднее всех ледников в мире. Плевать!
– Я хочу быть с вами! – с восторгом сказал Арису.
– Чтобы найти Казуми, я прошла тысячи ночных дорог и даже побывала в стране мёртвых. Но ты не мой любимый! – рассердилась она и дохнула смертельной стужей.
Ворон сорвался с перил и улетел в сторону шоссе. Это было слишком даже для него.
Глава 1. Храм забытых предков
Горизонт завалился. Облака подпрыгивали взбесившимися барашками. Дома, деревья и лица прохожих растекались в воздухе уродливыми пятнами. Тиси́я бежала так быстро, так усердно взбивала уличную пыль, что горожане испуганно шарахались в стороны.
Внезапно она споткнулась и упала на колени. Рисовые лепёшки вылетели из бамбуковой корзинки, которую Тиси́я прижимала к животу.
– Чтоб тебя сожрал гюки2! – резко подскочила она и задрала подол косодэ.3 Рисовые кругляшки мягко опустились на бурую ткань. Тисия похвалила себя за ловкость и понеслась дальше.
Городок Дандзё вырядился в желто-красный халат из опавших и танцующих в воздухе листьев. Вершины кедров и клёнов купались в осеннем дрожащем мареве, пронизанном лучами остывающего солнца. Зима приближалась медленно, заигрывая с горожанами: то великодушно уступала место тёплым денькам, то вдруг покрывала жухлую траву серебристым инеем. Дома с остроконечными соломенными крышами обернулись вуалью из паутины.
Тисия свернула с главной улицы в переулок, где густо росли сливовые деревья. Позади остался рынок и ухоженная усадьба старейшины Цикады, окружённая кустами магнолии и можжевельника.
– Госпожа Юзуха, я принесла лепёшки! – Тисия в один прыжок преодолела крыльцо и остановилась у деревянной двери. Смахнула со лба пот и пробормотала. – Только бы не опоздать… Только бы не опоздать…
После нескольких мгновений гнетущей тишины, во время которой Тисия искусала все губы, внутри дома, словно в животе голодного исполинского животного, заурчало. Затем раздались шаркающие шаги, и в узкой полоске раздвижной двери показалось истощённое лицо старухи со стрекозиными глазами. Женщина болела уже много лет, и глаза с каждым годом становились всё более выпуклыми.
– Ты опоздала, Тисия-тян!
– Простите, госпожа. Никак не могла огонь в очаге развести.
Госпожа Юзуха вздохнула так тяжело, что дверная щель с испугом отъехала в сторону, и изломанная фигура старухи в коричневой юкате4 вышла из мрака.
– Мне нет дела до твоего очага! Мой муж завтракал вчерашними лепёшками. А он уже старик, и зубов у него почти не осталось. Платить я тебе не буду. Мы с тобой договаривались. Опаздываешь – чистишь мой семейный алтарь в Храме забытых предков.
