Автор приносит извинение читателям за ненормативную лексику, так как старался передать все выдуманное строго по теме.
– Балабеков, я слышал, ты у нас герой, в Карабахе воевал… – потянувшись и зевнув, как персидский кот после спячки у камина, довольно крякнул директор. – Как бы, родину нашу… великую защищал.
“Зато ты, гад, ее хорошо поимел”, – подумал я и мило улыбнулся.
– Да, Шамси Гезалович, было дело, так сказать, долг свой Отчизне отдавал.
– Что ты хочешь этим сказать, Балабеков, – грозно насупил толстые брови, совсем как товарищ Сталин, директор, – выходит, ты отдавал долг Родине, а я нет? Я, допустим, не воевал. Ну и что? – с ходу завелся он.
Рык у него был спокойный и ленивый, как у льва, после сытного обеда. Но я-то знал, что может последовать за этим, и тяжело проглотил слюну.
– Что вы, Шамси Гезалович. Вы, это… само олицетворение патриотизма. Каждый ваш взгляд – это пуля в сердце врагу. Столько пользы принесли обществу, находясь на своем посту. Стольких, таких как я, направили на путь праведный…
“Столько нахапал, пока мы воевали, Шамси Гезалович… Я тебя ненавижу, Балабеков, лебезишь перед этим жирным боровом, как дворняжка перед хозяином.”
Ответ не заставил себя ждать, где-то из глубины подсознания.
“Кушать надо. Мясо вон, опять подорожало. На целый манат…”
– Да-а, это ты хорошо заметил, Балабеков, – сладко захрустев костяшками волосатых пальцев, промурлыкал он, – только вот не все это понимают… Молодежь нынче неблагодарная пошла. Думают, если пару выстрелов пукнули в воздух, то чего-то добились. Вот как надо воевать, – раскрыв руку жестом генералиссимуса, он “охватил” свой просторный кабинет – этакий бункер, нашпигованный кондиционером, новейшей компьютерной системой, разноцветными телефонами, телевизором, сейфом, холодильником и еще черт знает, чем. Все вокруг блестело, как в тронном зале Эрмитажа.
– Так вот, дорогой мой Балабеков, – степенно встал и начал важно расхаживать по кабинету Шамси Гезалович, – как представителю сознательной части общества, я хочу тебе сделать вот такое предложение. Ты собираешь нескольких матерых ветеранов войны, таких вот настоящих волков, и вы за круглым столом вспоминаете ваше героическое прошлое, в смысле, как заставляли рвать когти подлого врага и как вы грудью защищали каждую пядь нашей великой Родины! – величественно прогремел он голосом Левитана и стукнул по столу кулаком викинга.
Но мое подлое подсознание продолжало вершить правосудие.
“В результате мы потеряли почти 20 % своих земель…” – непатриотично подумал я и горячо похлопал в ладоши:
– Браво, Шамси Гезалович, браво! Если армяне услышали бы вас сейчас, то непременно наложили в штаны. Браво!
Директор, подозрительно посмотрев в мои честные и преданные глаза, ворчливо продолжил:
– Короче, вы будете трепаться, а мы снимать и записывать. Заказали громкую передачу на тему патриотизма. Оттуда… – Шамси Гезалович многозначительно указал пальцем в потолок. – И справиться с этим для нас вопрос чести! – прогремел он на меня, брызгая слюной, как водометная машина.
– В смысле… Как это снимать и записывать? – осторожно спросил я. – Будете редактировать?
– Да! Черт бы вас побрал! Мало что там ляпните! А мне потом расхлебывать… Каждую букву проверю, Балабеков, каждую запятую! – грозно погрозил мне пальцем директор и выложил, что в душе накипело. – Я бы тебя, прохвоста и подлюгу, близко не подпустил бы к этой затее. Помню твою последнюю статью, чуть всех не подставил! Но что поделать, в нашей кухне, выходит, кроме тебя, все тыловые крысы…
Он явно забыл, что и сам принадлежит к этому распространенному виду.
– И чтоб никакой самодеятельности! Вас будет снимать телевидение для архива – типа для будущих поколений. Понятно?! – опять заорал он на меня.
Я осторожно подался к двери.
– Конечно, Шамси Гезалович. Как скажете, Шамси Гезалович. Будет сделано, Шамси Гезалович…
В назначенный день ветераны мои собрались, как на парад в актовом зале. Круглый стол был накрыт красным сукном. Посередине стоял маленький трехцветный флажок и перед каждым пара бутылок минеральной. Ребят этих собрал мой закадычный друг Арзуман. Мы вместе прошли весь Карабах и, слава Аллаху, остались почти целы. У Арзумана была простреляна нога, поэтому мы заботливо подложили под нее табуретку, а у меня всего лишь кусочек уха – на пару граммов, почти незаметно.
Да, чуть было не забыл. Встречу нашу контролировали и записывали: начальник отдела работы с общественностью Кахраман Зопаев – сухощавый дядька с неприлично торчащими усами, кстати, бывший мент; личнейшая секретарша, глаза и уши нашего непотопляемого босса всезнающая Гюлечка; и какой-то скользкий, прилизанный гладенький субъект, явно откуда-то… оттуда. Они как три барбоса сидели за соседним столом, буравя нас недобрыми глазами.
Рядом гремели аппаратурой телевизионщики: толстый режиссер с небритой физиономией и, как положено, в помятой кепочке; неопределенного возраста и пола оператор – довольно отвратительный для рядового обывателя субъект; рыжеволосая, коротко остриженная деваха с выдающейся грудью и невинно хлопающими глазами Барби; и тощий мальчишка, явно на побегушках.
