За окном уже неделю лежали сугробы. Благодаря свету луны, что отражался бликами на снегу, складывалось впечатление, будто мороз расщедрился на дары и усыпал деревню маленькими драгоценными камнями. Звёзды на небе перемигивались друг с другом, и не смотря на то, что время было уже за полночь, на улице было довольно светло. Даже трусишка Харон сегодня не побоялся выйти за дровами в сарайку рядом с домом.
– Я смелый пятилетний мусина, – шептал он под нос, подбадривая себя.
– Бу! – крикнула из-за угла весёлая рыжеволосая девчонка. От подпрыгнувшего в страхе Харона Лина закатилась звонким хохотом. Мальчик же надул губы, бросил авоську, в которую должно было поместиться около четырёх поленьев, и отвернулся, не желая видеть эту несносную соседку.
– Опять обиделся? – разминая пальчиками скулы, что теперь болели от долгого смеха, учтиво и уже без доли издёвки спросила она, обходя Харона со спины. Он снова отвернулся, девочка в прыжке попыталась заглянуть в его обиженное лицо, но не успела и уткнулась носом ему в затылок.
– Сначала пугаесь, теперь исё и бьёсь.
– Ну не дуйся, я не специально, скучно мне.
– Так отдыхать иди.
– Не хочу, Новый Год, единственная ночь, когда бабуля с мамой разрешают вообще не ложиться.
– Да, мне тозе. Папа говолит, что сегодня нузно мечтать, а не спать.
– Ты загадал желание?
– Ага, исё когда писал письмо Деду Молозу.
– Сам писал?
– Пости дааа.
Лина задрала бровь в знак сомнения.
– Ну лано, мне деда помогал.
– Что загадал?
– Ни казу, не сбудится.
Из дома послышались звуки гармони – видимо, оторвавшись от трапезы, взрослые решили растрясти съеденное.
– Харон! – позвали мальца в приоткрытую дверь. И впрямь, что за дело туда-сюда за дровами сходить, а пропал, словно лес выращивать отправился.
– Иду! – отозвался мальчик, чтобы не переживали.
– А ты загадала, чего хочется?
– Нет.
– А чёё?
– Да как-то подходящего момента не было.
– Он вот он, он сесяс. Сегодня фсё-фсё волсебное.
– Ладно, иди, – посмеялась Лина и подтолкнула мальца в сторону дома. Тот медленно потопал, проваливаясь в снег по колено, и так мелкий, теперь и вовсе как живой пенёк.
– Я есё выду, поленки-то я так и не всял, – бормотал под нос Харон, потирая подмёрзшие щёки.
Лина осталась одна, сейчас в деревне все гуляют, а ей и податься не к кому. Мало того, что рыжая, так ещё и непоседа, другие родители запрещают своим детям с ней водиться, словно озорство – это заразно. Домой идти совсем не хотелось, там бабуля наверняка так же вяжет, сидя у печи. Мама, верно, уже со стола убирает, гостей у них на ужине всё равно не было, они тут люди новые, задружиться ещё толком ни с кем не успели.
«Погуляю рядышком, вдруг кто ещё подышать выйдет», – подумала Лина и пошла лепить снежок, постояла, глядя на маленький комок в рукавицах, решила пусть станет больше, принялась его катать. Долго возиться не пришлось, снега кругом полно было, да и липнет он хорошо. За час делов, ну может, конечно, и полтора, стоял перед ней красивый, высокий, но больно суровый снеговик. Сломанные веточки в круглых плечах выглядели так, словно он упёр руки в боки. А угольки, что удалось найти, сильно сточились, пока ими чиркали для появления искр, поэтому взгляд снежного друга вышел с прищуром.
– Похоже, ещё одного важного ругателя слепила. Ну да ладно, подружимся, – широко улыбнулась Лина своему творению.
– Ну и снегозябра.
Девочка так резко обернулась, что даже капюшон слетел, наконец освобождая огненные волосы. Позади неё остановилась шайка детей. Самой старшей там была девочка, с ней ещё два пацана помладше и совсем маленькая девчушка, которая постоянно на руки просилась.
– Малявка, детское время дзинь-дзинь. Домой иди, а то хорошим людям путь-дорогу страшилами перегораживаешь.
– Ну вообще-то мне семь, а это уже вполне осознанный, быстро обучаемый периодизационный возраст, – вполне спокойно и даже с улыбкой ответила девочка.
– Чего? – вылупилась на неё тринадцатилетняя. – Ты знаешь, умников у нас никто не любит. Дуй отсюда, – топнула она ногой в сторону Лины. Та хоть и дёрнулась, но шагу прочь не ступила. Она не привыкла к такой злости, а в этой деревне люди будто по-другому и не умеют. Если ты не такой, как все, да ещё и улыбкой своей всех донимаешь, готовься к тумакам. Чем сейчас ей и пригрозили, правда, к счастью, только снежными.
– Мирина, хочу на ручки, – снова попросилась малышка к своей старшей сестре.
– Погодь, Варя, сейчас мои ручки будут заняты.
Пацаны последовали её примеру. Через минуту Лину настиг град из снежков. Она уворачивалась, пряталась за снеговика, убегала, и всё это с таким звонким смехом и по-доброму, словно она просто играла с друзьями. Но стоило ей самой наклониться загрести снега, как первый снежок больно ударил по уху, следующие пришлись в лоб, бедро, и даже за пазуху один залетел. Хохотом теперь давились стрелки. Лина спрятала лицо за капюшоном телогрейки, по щекам бежали горькие слёзы, но показывать их обидчикам она не собиралась.
– Когда будем идти обратно, чтобы тебя здесь не было, а то по-новой повторим.
Один из пацанов с разбега врезался в снеговика и повалился вместе с ним, от стараний Лины остались лишь снежные комки. Не радовалась происходящему только маленькая девочка, она плакала пуще прежнего и, видимо, именно благодаря ей с Линой и не стали больше возиться. Мирина подхватила сестрёнку и, обойдя сидевшую на снегу соперницу, одарив её холодным взглядом, отправилась восвояси, двое дружбанов послушно поплелись следом. Лина подползла к снеговику, а точнее, к тому, что от него осталось. Подняла варежками угольки, служившие строгими глазками, не выдержала и разрыдалась в голос.
