Я узорный рукав омочила в вине.
Скоро алым окрасится снежный покров…
Выпей всю мою боль и забудь обо мне,
Дева нежная вечнозеленых холмов.
Выплетают цветы за узором узор,
Льнут зеленые пряди к бессильной руке.
Отчего так безжизнен и холоден взор,
Отчего замирают шаги вдалеке…
Позабудь, отпусти, обними, обмани!
Мне слезинка твоя выжгла сердце дотла.
Что ж ты плачешь, сестра? Что ж ты плачешь,
сестра?
Я уже умерла… Я давно умерла.
В коридоре мигала лампочка, все никак не решаясь погаснуть. Я стояла, прислонившись к обшарпанной стене, искалеченной глубокими трещинами, и смотрела в пустоту.
Свет и тьма сменяли друг друга перед моими глазами. Две стороны одной старой истертой монеты – свет и тьма, день и ночь… Когда-то я любила солнце…
Все изменилось. Я положила руку на грудь. Сердце не билось. Отныне мир живых больше не являлся моим миром.
Давным-давно, когда солнце еще не было безжалостным, а ночь не стояла за моим плечом, напряженно дыша в затылок, жила на свете девочка. У нее был свой уютный маленький мирок – любящие родители, верный пес по имени Джим, в ее душе жила уверенность в завтрашнем дне, ведь она видела только светлые, только яркие краски мира. Потом, как и водится в волшебных сказках, в ее жизнь вошел принц и его отец – старый король, взявший девочку в свой сказочный дворец.
Однако это оказалась настоящая старая сказка – та самая, которая не заканчивается словами «и жили они долго и счастливо», та самая, где принцесс убивают.
Хрустальный домик разбился на кусочки, рассыпался прахом и разлетелся по ветру. Семья девочки оказалась приемной, верный пес погиб, отдав свою жизнь в обмен за ее, а старый король был слишком стар и давным-давно забыл, что такое милосердие, зато прекрасно помнил, как влиять на людей, заставляя их действовать в собственных интересах… Что у нас еще осталось? Ах да, прекрасный принц. Ну вопрос с принцем решился довольно легко. Кажется, его тоже убили как раз незадолго до смерти принцессы. Такая вот сказка. Немного жуткая, но что уж поделать. Я ее не выбирала, мне просто приходится в ней жить.
На чем я там остановилась?
Итак, принцесса умерла и стоит теперь в обшарпанном коридоре с одинокой мигающей лампочкой, терзаемая страшным голодом. Голод жжет ее тело огнем, голод окрашивает весь мир перед глазами в кроваво-красный. Он в каждой ее мысли, в каждой клеточке ее тела – раздирающий, настойчивый, властный.
Я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого ужасного чувства, однако оно было подобно девятому валу, сметающему на пути все преграды. Рубежи защиты падали один за другим, сознание мутилось. Еще миг, и чудовище, скрывающееся где-то внутри меня и смотрящее на мир моими глазами, обретет свободу.
– Полина!
Мое собственное имя показалось мне чужим и странным.
Я оглянулась. Молодой черноволосый человек в порванной черной рокерской кожанке стоял прямо за моей спиной. В умении передвигаться бесшумно ему не откажешь.
– Полина, – повторил он, и его тонкие губы сложились в ироничную усмешку, – я вижу, что ты готова к охоте.
Он называл себя королевским Ловчим и некогда казался мне воплощением всех кошмаров. Он был тем, кто убил меня и подарил мне новую жизнь во тьме. Жизнь вампира, нежизнь, если уж говорить откровенно.
Если взять немного древнего неконтролируемого ужаса и замешать его с той привязанностью, которую каждый вампир испытывает к своему создателю, добавить щепотку ненависти и капельку искреннего восхищения, то получалось как раз такое чувство, которое я испытывала к Ловчему. Он был моим создателем и вместе с тем продолжал оставаться врагом.
Поэтому, когда он предложил научить меня охотиться, я лишь презрительно улыбнулась.
– Спасибо, справлюсь сама, – сказала я, мельком подумав при этом, что потом, когда я всколыхну этот застоявшийся мир и сама начну управлять им (иначе какой смысл? Назад пути нет, а значит, я должна извлечь из нынешнего положения выгоду), никто не сможет сказать, что научил меня всему, никто не вспомнит моих первых неуклюжих шагов. Я позабочусь о том, чтобы свидетелей не осталось. Я сама научусь охотиться – ведь это такие пустяки. Артур… Нет, не хочу думать об Артуре. Он наверняка мертв. Прошло время оглядываться, нынче нужно смотреть только вперед.
– Сама? – правая бровь Ловчего насмешливо поползла вверх, а в диких волчьих глазах зажегся огонек интереса. – Ну что же, посмотрим.
Отвечать на столь неприкрытое хамство я не собиралась и поэтому молча направилась к выходу.
Под ногами скрипели бутылочные осколки, помещение заброшенного завода, где обосновалась Королева и ее люди, находилось в аварийном состоянии. Разбитые стекла, огромные трещины и груды мусора по углам – таковы оказались реалии жизни вампиров, называемых дикими. Я невольно вспомнила уютный дом на Арбате, где обитал Отец Артура, старейшина и глава Московского Дома вампиров. Разница оказалась существенной, но, если подумать, даже лучше, что моя жизнь начиналась именно здесь. Тем большему я смогу научиться и, поднявшись из самых низов, разобью уютный вампирский мир вдребезги. И старейшина в своем роскошном особняке еще пожалеет, что пытался использовать меня в своих играх.
