ОЧЕРКИ С ГОРИЗОНТА СОБЫТИЙ
Дневниковые записи, диктофонные тексты.
Слово письменное либо произнесенное, несущее душевную энергетику человека, способно не только отражаться в окружающей реальности, но и производить ее творческое форматирование. Оно может фокусировать человеческое восприятие, оживлять в памяти сюжеты минувшего, создавать фантастические образы видений. Можно представить, что слово подобно губке впитывает душевную ауру говорящего человека, а затем под нажимом экспрессии общения проливается нежностью, любовью, соучастием, либо холодком отчуждения. В одном образном ряду – переменчивые воды и застывшие изваяния тверди, звуки музыки и молчаливые ноты партитуры, пляшущие витки пламени и уверенные в себе чугунные колосники, гласные и согласные с ними звучания в нашей обыденной речи.
Слова – одежда мысли, автор – ее модельер.
С помощью лексики мы фиксируем воспринятое и редактируем его до уровня эстетичности, ностальгического звучания или просто приятных воспоминаний. Очевидно, что у каждого хутора свой рельеф местности и свои лексические координаты.
Применение нашего словарного запаса зависит от обстоятельств. Используя иронию можно сказать, что на симпозиуме жизни лексика присутствует в строгом костюме, при бытовом споре – в джинсах и рубашке с закатанными рукавами, во время брани – в чем мать родила.
Лексика – большая игральная колода: хочешь – раскладывай пасьянсы, желаешь – играй в дурака.
Память может хранить в своих запасниках гораздо больше того, что нам требуется для повседневной жизни, и ежедневник – тому подтверждение. Провидение творческого начала пугливо, иногда оно прячется и ждет своего часа среди бытовых записей. В часы печалей и сомненья дневник приют для вдохновенья. В нем календарно обозначены периоды сочинительского застоя. Таланту любого уровня не зазорно потрудиться рядовым писарем, можно отточить каллиграфию, да и грамматику подтянуть. Все мы пишем для себя, однако, подразумеваем, что кто-то все-таки наши закорюки прочитает. Я тоже для будущего указал свой душевный адрес и вот теперь окунаюсь в воспоминания.
Произведения, которые мне удалось издать, как в прозе, так и в лирическом жанровом воплощении являются художественно-автобиографичными, ибо они объективно связаны с событиями жизни. Они реалистичны в преломлении через мое видение мира. Серия из восьми книг «Письма из прекрасного далека» основана на письмах, случайно сохранившихся в учительских бумагах отца. Я отправлял их на родину из мест прохождения армейской службы. Это – Восточный Казахстан и тамошний ядерный испытательный полигон, Забайкалье с его неповторимыми видами, сказочная Чехия и Словакия, чарующий воображение Узбекистан. Годы студенчества и практический медицинский опыт я отобразил в книге «Объединяя времена». В этом прозаическом сборнике я и мои товарищи представлены под вымышленными фамилиями. В завершающем разделе я описал нелегкий период строительства дачи на родине моих предков в деревне Долгое.
Дневник я вел эпизодически, когда душа стремилась фиксировать мимолетное. Сбережением своих записей занимался без должной ответственности, поэтому некоторая, самая подвижная их часть вспорхнула и улетела. Ниже привожу то, что сохранилось. Думаю, что найдутся люди, которым будет интересно взглянуть на мир глазами автора. Нас мчит экспресс времени до конечной станции в будущем. Сохранение чувств минувших эпох – это удел искусств.
В декабре одна тысяча девятьсот девяносто второго года, сдав дела начальника станции переливания крови, находившейся на территории триста сорокового окружного военного госпиталя имени Петра Фокича Боровского, я, имея железную договоренность с отделом кадров в Минске прибыл туда для оформления нового места службы. Но не тут-то было. Прямо передо мной у кадровиков промелькнул майор с медицинскими эмблемами, как оказалось назначенный на мое место. Последовали длительные извинения и объяснения невозможности исправить ситуацию. Возвращаться обратно в Ташкент было бессмысленно. Здесь на втором курсе медицинского института училась старшая дочь Наталья, проживавшая вместе со своей бабушкой по материнской линией Ниной Ивановной в стареньком и уже ветхом домике на улице Янушковского. Им постоянно требовалась разноплановая помощь, оказать которую в полном объеме мои родители не имели возможности, так как обоим было уже за семьдесят лет. Я согласился на увольнение и пенсию в размере пятидесяти процентов от должностного оклада. Максимум составлял семьдесят пять процентов. В Минске я заехал к брату Аркадию. Он после многих лет вдовства женился. Один вырастил дочь, помог ей получить образование экономиста. У нее имелась своя квартира. А рядом с ним теперь была его новая дама сердца Людмила со своей дочерью Аленой. Людмила имела педагогическое музыкальное образование, а ее дочь только получала эти навыки. Поговорили о жизни. На прощание мне спутницы брата сыграли русский вальс и какие-то экспромты.
