Декабрь 42 года, Сталинград.
Непроглядную тьму разрывали сполохи осветительных ракет. Красноармейцы, пристроившись в воронке, пытались дремать, не обращая внимания на редкие щелчки выстрелов и колючий ветер, яростно бросавший щедрыми горстями ледяную крупу.
– Старшина, к ротному, – солдат вкатился в импровизированный окоп и шепотом повторил:
– Старшина, к ротному.
Пожилой боец неторопливо встал, отряхнулся и, поправив что-то под телогрейкой, тихо ответил:
– Иду.
В подвале полуразрушенного дома, освещённые скудным светом коптилки, молча курили несколько офицеров.
– Товарищ… – вытянулся было вошедший старшина.
– Вольно, Семеныч, садись, – ротный добродушно махнул рукой, – давай без церемоний. Как бойцы?
– Нормально, товарищ капитан, – старшина отряхнулся и присел у крохотного огонька, зябко потерев руки, – холод собачий, но держимся.
– Немчура успокоилась? – ротный протянул подчинённому папиросу.
– Да как же ей не успокоиться, – хмыкнул Семёныч, с наслаждением затянувшись, – если мы вчера им так наваляли, что драпали быстрее пули.
Раздались приглушённые смешки.
– Что разведка? – ротный внимательно смотрел на разложенную карту.
– Подтвердила скопление сил, где мы и думали. Эх, нам бы туда «бога войны»1 да на часик… – старшина вздохнул.
– Посыльные так и не дошли? – капитан вновь закурил.
– Шестерых отправил, командир, ни один не вернулся, там и мышь не проскочит.
– А проскочить надо, старшина, кровь из носа, но надо, – капитан дернул ворот гимнастерки, – день, ну два мы тут ещё продержимся, а потом – сам знаешь, перебьют.
– Перебьют, товарищ капитан, патронов-то у нас маловато, гранат осталось – котёнок наплакал, а танки, сами знаете, рядом, если попрут на нас – раздавят, – Семёныч аккуратно затушил окурок.
– А они попрут, старшина, может, уже завтра.
– Так точно, товарищ капитан, мы им тут, как кость в горле, – согласно кивнул боец.
– Кого отправишь? – ротный внимательно посмотрел в освещаемое сполохами лицо подчинённого. – Ты пойми, я не приказываю, я прошу.
– Степу, – твердо ответил старшина.
– Степу? – удивленно переспросил офицер.
– Так точно, товарищ капитан, если он не пройдёт, то никто не сможет. Значит, судьба нам такая Богом дана – помереть тут.
– А он сможет? Тут разведчики погибли, – не выдержал молчавший до этого один из офицеров, – а ты Степу хочешь отправить.
– Товарищ лейтенант, – старшина повернулся к взводному, – а у нас есть варианты? Положим всех парней, а толку ноль будет. А Стёпка шустрый, глядишь, и проскочит.
– Он же твой воспитанник, любимец всего батальона, не жаль отправлять на смерть?
– Командир, – Семёныч вытянулся, – выбора нет, жаль мне его, душа болит, но иначе никак.
Офицеры тактично промолчали.
– Что так нам смерть, что так, – продолжил старшина, – а Стёпка везучий: помните, как под танком проскочил?
– Помню, ну что ж, удачи вам обоим, – ротный пожал крепкую руку старшины и тихо повторил, – удачи.
Когда Семёныч вышел, взводный задумчиво затянулся:
– Не знаю, может, он и прав, но мне кажется, что это ненормально.
– А что на войне нормального есть, лейтенант? – ответил ротный.
– Значит, наши жизни зависят от Стёпы?
– Значит, да, лейтенант, – ротный ещё раз посмотрел на карту и повторил, – значит, да.
***
– Степа, Степа, ты где, – тихий шёпот старшины разбудил красноармейцев.
– Степа!
– Семёныч, дай поспать, – недовольно пробурчал один из них, – шастает он где-то, как обычно, может, звездами любуется.
– Почему отпустил? Сколько раз вам, остолопам, говорить, присматривайте за мальцом. Стёпа, идрит твою в ненаглядную, ты где, чтоб тебя.
– Не шуми, – в воронку бесшумно скользнула тень, – дядь Вань, что ты бушуешь?
– Я тебе дам, бушуешь, – Семёныч легонько отвесил подзатыльника, – где пропадал? Снайперы кругом, да мало ли, пуля шальная и все.
– Что – всё? – Степа усмехнулся. – Меня так просто не подстрелишь.