Я сижу на светлой веранде в удобном кресле. На мои старушечьи руки падает луч солнца. На них еда видны небольшие шрамы. Кот нежится у меня в ногах. Он меня постоянно отвлекает от раздумий, балуясь с кисточкой пледа. Передо мной стоит черный ноутбук – подарок внуков. Они подарили мне его ещё на то Рождество, но он долго постоял без дела, а теперь я решила использовать его, чтобы написать свои воспоминания.
Мою старость можно назвать идеальной, если старость может быть таковой. Я счастлива, у меня большая дружная семья, много внуков, правнуков. Я доживаю свои последние дни в собственном большом красивом доме, где прошли лучшие годы моей жизни.
Я чувствую, что мне уже недолго осталось, а полностью всей правды о моей жизни до всего этого не знает никто. Мне показалось, что самое время поделиться этим сокровенным, достать из глубин памяти те происшествия, места и лица, многих из которых я уже не увижу. Спустя почти 60 лет мне уже нечего бояться. Пусть моя история будет реквиемом всем тем людям, которых уже нет в живых, и напоминанием тому, кто ее прочтет, о том, что каждый из нас вправе выбирать себе дорогу, по которой пройдет, решать, как поступить и отвечать самому за свои поступки. И пусть мои действия многим покажутся нелогичными и абсурдными, тогда я думала, что поступаю так, как нужно. Это история моей жизни – песчинки в огромной пустыне таких же песчинок, большинству из которых не суждено было прожить свое «долго и счастливо».
Все началось осенью 1938 года. Сентябрь был ласковым и теплым. В памяти еще жили дни о жарком лете. Девушки до сих пор ходили в легких сарафанах и босоножках. Я такая юная, мне всего 17, у меня каштановые густые волосы, пострижены под каре по последней моде, зеленые глаза, стройное телосложение. Я красивая. Не Мэрилин Монро, конечно, скорей Вивьен Ли – далеко не идеал, но от недостатка мужского внимания никогда не страдала. Я – горе-биолог, первокурсница, как раз поступила в институт тем летом, ненавидела свою специальность всеми силами души и каждый практикум, глядя в окно на верхушки тополей из окна лекционной аудитории, ставила себе риторические вопросы о том, каково мое призвание и что я здесь вообще делаю?
Когда-то давно, еще в молодости, мои бабушка и дедушка приехали в Польшу из Германии и остались тут навсегда. Бабусе жутко не нравилась Польша, и она до конца своих дней скучала по родине, игнорировала польский язык, как могла и пилила деда, который собственно и настоял в свое время на переезде. Последним актом неповиновения бабушки стало мое имя. Она назвала меня на немецкий манер, а родителей даже слушать не стала, и всю мою сознательную жизнь учила меня немецкому языку, пока не умерла. Так что я – билингв – свободно с детства говорила как на польском, так и на немецком.
Мама с папой познакомились, когда им было по 15. Отец был из семьи поляков, жил с тетей, так как остался сиротой еще в детстве. Несколько лет родители просто дружили, а потом поняли, что жить друг без друга не могут. Они вместе поступили, выучились в медицинском и переехали по распределению в наш маленький поселок. Здесь они много практиковали и со временем заслужили известность и уважение. Особенно отец. Он стал семейным врачом, и именно поэтому мы были на короткой ноге со всеми более-менее влиятельными людьми своего района. Я понимала, что, скорей всего, и меня ждёт медицина, тем более с фамилией отца мне были бы открыты все двери мед училищ, выбирай – не хочу. Я уже видела, как ровненько по полочкам вырисовывалось мое предполагаемое будущее с интернатурой, возвращением в родной пригород и частная практика под руководством родителей до моего глубокого маразма. Даже сейчас меня передёргивает от таких умопомрачительных перспектив.
Но я не я, если бы не пошла наперекор всему. Я, тихоня и скромница, осмелилась тогда высказать свои сомнения родителям. Мама, взгрустнув и миллион раз поругавшись с отцом, всё-таки решилась меня не изводить, и они оставили меня в покое, за что я им по сей день благодарна. Ведь если юная особа что-нибудь вбила себе в голову, то это уже не лечится.
С родителями все было решено и это единственное, что было решено в принципе. Куда податься я понятия не имела. Я любила детей. Мне нравилось общаться и нянчиться с соседскими ребятами, они буквально липли ко мне, когда мы играли на улице, я всегда была лидером в играх и старшей среди детворы. Соседи часто приходили со своими ребятами к нам с просьбами приглядеть за малышней, пока им нужно было по делам либо на работу. Я всегда с охотой сидела с детьми, и мы прекрасно ладили. Помня об этом, я решилась на пединститут, хотя и не была уверена на все сто процентов, что это именно то, что мне нужно. Но работа в школе с детишками меня не пугала.
В общем, сроки горели, и я подала документы на биологическое отделение. В чем-чем, а в биологии я была подкована основательно, спасибо родителям. Ровно 2 недели мне потребовалось, чтобы понять, что я сделала не тот выбор, но первый семестр всё-таки доучилась. Потом забрала документы, выселилась из общежития и устроилась санитаркой в больницу рядом со съёмным жильем. Мне помогали мои новоиспеченные друзья, коллеги и близкие люди держаться на плаву, т.к. прийти с повинной к родителям было выше моих сил. И вот в этот период, длиной в год, в жизни случился большой перелом, и сейчас я благодарна судьбе, что в то время не поступила иначе.
