Я начал обрастать листьями…
Зачем? Как так произошло? Что с этим делать? Такими вопросами я не задавался.
Не сказать, что я удивился появлению на моей спине по-весеннему хрупкого, зеленого листочка. Не удивился – лишь подумал: «Странно. Был ли он там прежде? Кажется нет, но возможно я ошибаюсь. А разве на спине у людей вообще растут листья? Может это новый вид болезни…» и переведя взгляд в зеркале на собственное, ничего не выражающее лицо, я подумал вновь: «Как бы там ни было вероятно этот лист – единственно живой участок на моем теле…». Я улыбнулся этой мысли. Улыбка отозвалась в зеркале смутным подобием тени на губах, какой-то серой и унылой. Согреваемый мыслью о живом существе, которое решило ни с того ни с сего образоваться на моей спине, я спешно накинул футболку и, удовлетворенный, покинул ванную комнату…
***
Жизнь. Что это слово значило для меня в мои 20 лет? 75 километров нервов, 100000 километров кровяных сосудов. Вероятно, это было самое интересное в человеке, который появлялся передо мной каждый раз, когда я подходил к зеркалу. Помню, в восьмом классе на уроке анатомии услышал эти факты от учителя, и тогда, наверное, в моих глазах впервые проскользнуло нечто вроде интереса к себе: «Неужели и во мне тоже умещается такое огромное количество сосудов?» – думал я, и под моими веками на мгновение вспыхнула эмоция.
Впоследствии я вспомнил об этом моменте лишь однажды – когда меня спросили, куда я хочу поступать. Каждый раз, когда родители спрашивали – в ответ я мог лишь рассеяно произносить: «я размышляю над этим вопросом» или «я еще не решил», и спешил сменить тему.
И, когда время начало поджимать, фигуры родителей грозно нависли надо мной и потребовали незамедлительно принять решение. Тогда-то передо мной, как перед умирающим, пронеслась вся жизнь, и эта жизнь уместилась всего лишь в одном коротком воспоминании.
– В человеке 75 километров нервов и 10000 километров сосудов! – выпалил я единственный факт, который знал о себе, и зажмурился в преддверии худшего.
Но худшего не последовало.
Родители удивленно переглянулись и одновременно пришли к единственно верному выводу – их сын уже давно принял решение стать врачом, но по какой-то причине стеснялся сказать об этом.
Они были рады. Им было невдомек, что в человеческом организме сосудов умещается в 10 раз больше, чем озвучил их сын. Впрочем, их сын в тот момент и не думал о себе, как о студенте медицинского факультета. Он думал о себе, как о человеке, в котором умещается огромное количество сосудов – только и всего…
***
Я проснулся посреди ночи, задыхаясь от беспокойства. «А если?…» – барабанила кровь в висках, и я, обуреваемый тревожным чувством, соскочил с кровати. О том, что на моей спине появился крохотный росток жизни, я не вспоминал с тех пор, как обнаружил его присутствие там месяц назад. И вот от внезапной мысли к горлу подкатил страх, и я почувствовал, что задыхаюсь. Я боялся, не раздавил ли это хрупкое создание тяжестью своего тела.
Как обезумевший я ворвался в ванную комнату, с минуту не мог нащупать на стене выключатель, а затем, наконец, с каким-то усталым всхлипом щелкнула лампочка. Мир съежился до размера ослепительной полоски, которую я видел сквозь сощуренные глаза. О, как у меня дрожали руки! Наверное, ни у одного закоренелого пропойцы так не подрагивали пальцы, как у меня, когда я бережно, боясь повредить крошечное создание, снимал ночную рубашку. Наконец, в зеркале передо мной появилась оголенная спина и на ней – зеленое пятнышко.
Страх и тревога разом улетучились, оставив на моем лице лишь удовлетворенное недоумение. Впрочем, и оно там пробыло недолго, сменившись бесстрастным выражением.
Кончиками пальцев я коснулся листа. Он дрогнул, словно испугался, что я собираюсь оборвать его жизнь. Я схватил его и попытался отодрать, но лист прилип намертво. «Значит, он цепляется за меня, потому… потому что хочет жить!» Это открытие парализовало меня – настолько неожиданным оно было. Я перевел взгляд на собственные ничего не выражающие глаза. В них отражалась лишь пустота, так резко контрастирующая с живой свежестью зелени.
Мысленно я извинился перед листом за столь пренебрежительное обращение и оставил его в покое. Ни на вид, ни на ощупь лист ничем не отличался от своих собратьев, растущих на деревьях, но я понял, что на мне ему живется не хуже.
И тогда мне захотелось отдать ему свое тело до конца.
Я вышел из комнаты с улыбкой удовлетворения, трепетавшей на устах. Вся моя жизнь, доселе никому не нужная, вдруг обернулась бесценным сосудом…
***
Я все чаще стал вспоминать о листе и уже не только утром и вечером, но и во время учебы. Все чаще я устремлял к нему свои мысли. «Как ты?» – спрашивал я его, а в ответ получал едва ощутимое щекотание. Со временем я даже научился определять настроение нового друга по этой невесомой вибрации и, когда лист отзывался радостным трепетанием, я разделял эту радость.
Это было так необычно – чувствовать, пусть чувства никогда не принадлежали мне.
***
Наш удивительный симбиоз продолжался относительно недолгое время. Шел второй год, как я обнаружил, что лист все чаще отвечает мне вяло либо и вовсе молчит. Трепетание отзывалась неведомой мне эмоцией, и однажды я понял, что лист испытывает нечто похожее на отчуждение. Охваченный тем же чувством, что и он, я начал закрываться и отдаляться от существа, которое некогда являло для меня весь этот мир.