Вася не мог вспомнить, чтобы ему сильно везло в детстве, хотя, взрослые утверждали, что родился «в рубашке».
Маму раздражали соседи сверху, потому что громко топали по полу, соседи квартиры слева, потому что специально, как она считала, выводили овчарку гулять, когда ей нужно было на улицу, соседи снизу из-за того, что курили на балконе и дым поднимался вверх.
Маму бесило, что сын, как отец, не ест укроп, стаптывает обувь на пятке с внешней стороны, и молчит, если его ругают, а, после, делает по-своему.
Папа ушёл из семьи и появлялся редко, всегда с подарком для Васи. Не входил в квартиру, ждал на лестнице, пока сына подготовят к прогулке. Вася видел, во что одет отец и вытаскивал из шкафа в прихожей куртку или пальто, чтобы быть похожим на него.
Если на улице тепло, отец рукавами обвязывал толстовку вокруг пояса, Вася делал тоже самое со своей, и, словно клон, ступал рядом или вслед за папой, широкими шагами, держа, как он, руки в карманах, раскачиваясь из стороны в сторону.
Они ходили к реке, на набережную, спускались по каменной лестнице вниз, наблюдали, как волны делают «плюх», сталкиваясь с гранитом и выкатываются на нижние ступеньки. Отец и сын, почти, не разговаривали, смотрели на воду, понимали друг на друга без слов.
Всё детство Вася просидел на подоконнике, смотрел во двор, ждал, когда придёт папа.
Учился с трудом, стеснялся задать вопрос, если чего-то не понял, или попросить повторить, если не успел записать.
Один раз пришла ему в голову мысль, как ответить учительнице по русскому языку и литературе, экзальтированной поклонницы Пушкина с восторженными глазами и химической завивкой тонких, бесцветных волос, словно, одуванчик, приготовившийся подарить ветру лёгкое «оперенье». Вася, даже, поднял руку.
– Приветствую… тебя…, пустынный уголок! – В манере Ахмадулиной продекламировала преподавательница, зацикленная на таланте Александра Сергеевича, взмахнув рукой в Васину сторону. Ребята засмеялись.
«Пустынный уголок» покрылся краской и, напрочь, забыл всё, о чём собирался говорить, на этом его инициатива закончилась на годы вперёд по всем предметам, не только по русскому языку и литературе.
Маму положили в больницу после того, как она заподозрила, что соседи из квартиры справа установили у себя передатчик и настроили его так, что он передаёт информацию через её голову. Папа не мог забрать Васю к себе, жил у второй жены, и поместил сына в комнату к родителям, которые ненавидели свою коммуналку и большую часть года проводили на даче.
По выходным отец брал Васю за город, на природу, там оба чувствовали себя хорошо, люди встречались редко, стесняться некого. У папы с собой всегда был фотоаппарат, похожий на ружьё, он вызывал у мальчика восторг. Отец и сын запечатлевали то, что, передать рассказом было бы невозможно, особенно, если учесть, какими немногословными были оба. Среди их снимков можно увидеть робкий подснежник, появившийся в проталине, а вокруг снег, лосёнка, зависшего в прыжке над высокой травой, удивлённые глаза рыбы, трепыхающейся на удочке. Фотографии отец посылал в различные журналы, но, их ни разу не напечатали.
Вася записался в библиотеку, ходил читать энциклопедию и справочники о растениях, животных, птицах, рыбах.
Всё то, о чём рассказывали в школе, его не интересовало нисколько, включая строение клетки, членистоногих или инфузорий в биологии.
Случилось так, что в девятом классе Вася удивился непонятному «наезду» пролетарского писателя на птиц, не уловив смысла гениального творения. Он, вообще, не воспринимал ни слова из того, что вещала вибрирующая женщина, чем-то напоминающая маму в минуты возбуждения. В сочинении, посвящённом «Песне о Буревестнике» написал, что пингвин – очень, даже, умный, если умеет выживать сам и растить детёнышей в Антарктиде, а толстый он потому, что прослойка жира защищает тело от холода. Дальше он кратко оправдал чаек, и гагар, и получил кол за сочинение с замечанием, что это урок литературы, а не биологии, и приказом зайти к директору.
В очереди на «разборку» в директорском кабинете, где ему должны были втолковать, чем литературный пингвин отличается от биологического, оказался первым. За ним встала девочка годом младше, Валя. На внутри школьных соревнованиях по лыжным гонкам она сошла с дистанции, и подвела класс. Валя рассказывала всем, что у неё заболел живот, а на самом деле, она помнила, что в месте, где свернула с дистанции, за соснами стоял ларёк с вкусными пышками, которых наелась вдоволь, запивая крепким чаем.
Других кандидатов на перевоспитание в этот день не было.
Кроме прекрасного аппетита, девочка, стоящая около Васи, имела высокий рост, атласную кожу, сильный румянец, густые пышные волосы, хорошее настроение, абсолютную уверенность в себе и такую репутацию, что родители примерных учеников, даже, смотреть в её сторону не велели сыновьям. Те стеснялись, но смотрели.
Её покой, пока, не удалось смутить не только литературному «одуванчику», но даже учителю физкультуры, неудавшемуся, из-за разорванной связки, гимнасту. Он пытался заставить Валю лазать к потолку по канату или перескакивать через «козла». Девочка с рано появившейся грудью и, недетской формы, попой стояла рядом со спортивным снарядом, смотрела в глаза учителю и улыбалась бриллиантовой улыбкой. Неизвестно почему, но строгий «физкультурник» смутился и поставил Валентине тройку, сказав, что переделать природу ему не по силам.
