У меня ломаются ногти. Потому что опять весна и витамины вымылись из тела. Я сама, как испорченный витамин, который вышел на вечную прогулку из чьего-то дурацкого тела. Смотрю на свои ногти – они как всегда ломаются, от меня отваливаются мелкие кусочки. Сама же я, как один большой кусок мяса, и меня даже можно было бы пожарить с хрустящим солнечным луком и раздать беднякам. А если к такому изысканному блюду приставить бутылку любого алкоголя, то они, вероятно, устроят колоссальный пир. Пир на весь мир. Сгрызут меня до дыр, и вот уже за домом виднеется костей моих меловой пар.
Я высунула голову в окно и не узнала ничего нового. Не люблю скучать, но ведь скука – это тоже занятие, поэтому я вся в делах. Каждый день, каждую минуту.
Чувствую такую болотную полноту в теле, как будто меня на самом деле однажды пожарят, но до этого я успею прожить хоть какую-нибудь жизнь (не обязательно долгую) и узнать немало дивных вещей. А после – на костёр. Чёрт, меньше всего я хочу быть очередной Жанной д'Aрк. Сегодня умирать уже не нужно, чтобы показать всему миру то, что ты хочешь получить. Можно просто лениво тыкнуть пальцем и купить.
У меня нерушимые карманы бумажных денег. Я нарисовала их сама. Теперь ощущаю себя богатой аристократкой. Могу купить всё, что пожелаю. А потом – на костёр с луком.
Ещё у меня тонкая ступня. Тонкая, но длинная – 41-й размер обуви. Я твёрдо стою на этой плешивой земле, упираюсь головой в столпы воздуха, потому что я миллионер и я много чего знаю. Я много говорю «я». Не знаю, почему, вроде бы чрезмерного эгоизма во мне до этого дня не наблюдалось.
Многие писатели пишут о девушках лёгкого поведения. Словно в шлюхах и есть весь смысл, словно в них лежит ключ к вечной славе. Написал один раз «шлюха» – всё, тебя читают тысячи. Написал ещё раз – и вот, пожалуйста, уже целый миллион горящих глаз ждут твоего следующего романа или что ты там пописываешь вечерами после скучной работы у себя дома.
Интересно, какая на вкус человечина? Изменится ли мой собственный вкус от килограмма репчатого лука? А от двух? А от лука-порея?
Каждый день – это мини-жизнь. Ты можешь делать всё, что хочешь, и справлять дни рождения хоть каждый день, приговаривая: «Ура, я всё ещё жив». Или так: «Ну вот… я всё ещё жив…».
Друзей почти нет, зато есть очень много знакомых. Так много, что я не знаю их имён. Самое лестное – что все они знают моё имя, знают, кто я, что делаю, что люблю, а что нет. Они говорят мне «привет», а на самом деле они знают обо мне гораздо больше, но делают вид, что скрывают. Так всем удобно.
Мне искренне нравятся красивые голоса. Когда ими не поют, а просто разговаривают. Голос – это острый нож, и им успешно можно разделать, разрезать, почиркать всё что угодно: мой палец или твоё настроение.
Бомжи, наверное, начнут с моих долговязых пальцев. Обгладывая, надкусывая, принюхиваясь к спелому аромату свежего человечьего мясца. Боже мой, какая им вообще разница, как я буду пахнуть. Они запьют мою вонь алкоголем и ничего не почувствуют.
Все мы – пыль.
Я – пыль.
Барахтаюсь в этом безлюдном поле бетонных домов, выкрикиваю обещания, пытаясь разорвать суицидальный покров, который отделяет тебя от меня. Словно кто-то стоит надо мной и удерживает моё тело, творит всю эту никчёмную реальность из прокуренных диалогов в холодной ванной комнате, которая никому не принадлежит.
Я сижу у окна, анализирую прохожих и даже закурила бы, вот если бы только умела это делать. Меня всегда окружают прокуренные помещения, но сама при этом я не курю. Я не умею.
Меня больше не приглашают на дни рождения. Наверное, потому что боятся, что я их испорчу. Испорчу своим пыльным присутствием просто потому, что не так давно я перестала много говорить вслух. Но ведь это не значит, что я молчу в своей голове. Но до этого мало кому есть дело.
Солнце готовит из меня наливную булочку, парящую на подоконнике, как на кружевном блюдце. Мне наплевать. Ещё с утра я была просто куском чего-то неопределённого.
У меня нет власти, чтобы разорвать эту оболочку. Воля живёт глубоко в моей крови, прячется в лиловых кристаллах, которые щедро разбросаны по всему моему телу, я уже и не помню, как выглядит моя воля, какая она на вкус. Кристаллы – это всего лишь образ, не уверена, что во мне есть хоть что-то кроме красной крови и что там ещё у всех людей внутри.
В окне совсем нет прекрасных людей. Ни в одном окне нет интересных людей. Все нормальные люди спрятаны в самих окнах, их давно переварили их дома. Мой дом ест меня уже давно, он сплёвывает направо мои тугие ресницы, избавляясь от лишних частей тела. Но меня это не волнует, пусть так. Мои ресницы кому-нибудь ещё пригодятся.
Я почистила зубы, надеясь таким образом очистить от себя хотя бы часть всего того, что уже успело налипнуть. Мне тошно и противно от того, что я чётко ощущаю, как вся эта гадкая пылища висит на мне. Ваши черные сплетни, твои протухшие взгляды, её черствая зависть. Всё такое блаженное, сладко-горькое, как протухшее яйцо на запах и как грязная кровь на цвет. Бесит.
