В забытом Богом маленьком районе,
В домишке, что был признан аварийным,
В старинном кресле, будто бы на троне
Сидел Творец – седой, как лунь, мужчина.
Стол перед ним… Печатная машинка –
И тишину рвёт стук лишь монотонный.
Не озаряет лик Творца улыбка,
А взгляд его – пустой, припорошённый.
Старик, окончив лист, прочёл работу
Затем, сердито сплюнув прямо на пол,
Он из кармана вынул мятую «Охоту»
И затянулся дымом горьковатым.
«Такую дрянь напишет и юнец!» –
Метались мысли серебристым роем.
– Похоже, что писателю конец. –
Своим же мыслям вслух мужчина вторил.
Он бросил взгляд в далёкий пыльный угол.
Там, отражая лунный луч украдкой,
Резное зеркало поймало взгляд безумный –
В глазах плясало пламя лихорадки.
Броском Творец послал рассказ в корзину –
Рука вдруг дрогнула, и листья разметались.
Слеза бессилия скатилась по морщинам,
Писатель встал. И тут – в дверь постучались.
На трость опёршись, он пошёл ко входу –
В висках стучало словно молотками.
Открыв же дверь, он вместе с непогодой
Впустил в дом девушку с печальными глазами.
– Постойте, барышня, вы кто? Случилось что–то? –
Мужчина озадачен был вторжением…
В ответ – лишь тихий смех. Под грома рокот
Сверкнула молния, как будто с сожалением.
Был вопль ужаса сокрыт раскатом грома.
Попятившись, упал седой писатель –
С косой в руке и балахоне тёмном
Не девушка была – людских душ собиратель.
– Пора, Творец, тебе со мной в путь дальний, –
С улыбкой Смерть сказала, лезвием качнув.
Была хрупка она. И всё ж монументальней
Не видел ничего он, молча лишь кивнув.
И вдруг – опомнился: «Да как возможно это?
Ведь у меня – дела! Шедевры… книга…»
– Дела – у всех, чья песня вот уж спета.
Стремятся планы выполнить блицкригом
И говорят мне «Погоди, минутку»,
«Остановись, мгновенье, ты прекрасно…»
Но жизнь отмерена и принцу, и ублюдку,
Что не успел – то потерял напрасно.
Холодный пот застил глаза мужчине,
Пытался с мыслями собраться он поспешно,
Смерть на него смотрела, как на сына,
Лишь повторяя: «Я ведь неизбежна».
– А если не мольба, но – предложение! –
Лицо мужчины словно прояснилось,
Рука дрожит от перевозбуждения.
– На всё готов я, лишь бы отцепилась.
– Как грубо, – усмехнулась Смерть лукаво, –
Ну что ты можешь дать мне, смертный муж?
Я с сотворения миров имею право
Курьером быть для хрупких ваших душ.
Я видела рождение двух братьев,
Что в мир открыли двери для греха.
Я буду наблюдать в пустынном мраке
Как в бездну рухнут с пирамид верха.
Древней меня на свете нет создания,
Где жизнь – там я. И, с Богом наравне,
Пожалуй, мы в основе мироздания.
Я повторюсь: что можешь дать ты мне?
Старик во время речи улыбался,
Как будто в голове составил план.
Кряхтя и чертыхаясь, он поднялся
И руку, как товарищу, подал.
– Одну лишь ночь, прошу. До первой птицы,
Что вечно под окном моим поёт.
Как только Гелиос проедет в колеснице
Коса твоя в рай душу отошлёт.
Ну а до той поры я постараюсь,
Вложить всю душу в новое творение.
И в этот раз, уж я не сомневаюсь,
Ты выразишь лишь только удивление.
– Ты хочешь удивить МЕНЯ, писатель? –
Смерть засмеялась звонко, как девчонка. –
Да… ты, похоже, тот ещё мечтатель.
Ну что ж… хватай своё перо, мальчонка.
– Прошу тебя лишь об одной услуге…
– Поосторожнее, с огнём уже играешь!
– Нет–нет, поверь, в том никакого трюка.
Скажи, со мною ночью… поболтаешь?
