Читать онлайн полностью бесплатно Гавриил Троепольский - Никишка Болтушок

Никишка Болтушок

«По книгам Пяткин, а по-уличному Болтушок… Яйцо такое бывает бесполезное – болтушок. Только по книгам он в правлении пишется, а зовется Болтушок. Все так зовут.

Книга издана в 2012 году.

Мне много приходится разъезжать по колхозам. Прежде, до того как подружились мы с Евсеичем, я ездил один. Теперь Евсеич нередко сопровождает меня.

А старик он такой: работает ночным сторожем, но успевает и выспаться, и сбегать на охоту или на рыбалку. Иной раз он скажет:

– Давай с тобой, Владимир Акимыч, поеду. Посмотрю, что у людей добрых делается.

И тогда едем вдвоем, разговариваем в пути по душам…

Вот и сейчас мы возвращаемся домой – в колхоз «Новая жизнь». Линейка поскрипывает рессорами, рыжий меринок Ерш бежит рысцой, а Евсеич перекинул ноги на мою сторону, видимо намереваясь вступить в длительный разговор.

Евсеич всегда весел, а рассказчик такой, что поискать. Лет ему за шестьдесят, но здоровью можно позавидовать. Бородка у него седая, остренькая – клинышком; лицо подвижное: то оно шутливо-ехидное, то вдруг серьезное, тогда голубые глаза – внимательные и умные – смотрят на собеседника открыто и прямо; брови, будто не желая мешать глазам, выросли маленькими, но четкими, резко очерченными. На голове у Евсеича кепочка из клинышков, с пуговкой наверху.

Он любит рассказывать сказки, сочиняет шутливые небылицы, не прочь поглумиться над лодырем, а уж если про охоту начнет, то с таким упоением плетет свою складную, забавную небывальщину, что без смеха слушать невозможно. Он, впрочем, и сам на это рассчитывает. Кепку на один глаз сдвинет и почешет пальцем у виска – вот, дескать, дела-то какие смехотворные!

– Многие думают, – говорю я Евсеичу, – что быть агрономом – простое дело: ходи себе по полю, загорай, дыши свежим воздухом да смотри на волны пшеничного моря. Слов нет, и загораем, и на волны смотрим. Хорошо, конечно. Но мало кто знает, сколько сводок, сведений, планов, отчетов, ответов на запросы и просто ненужных бумажек приходится писать агроному. Иную неделю света белого не взвидишь, а не то чтобы – поле. Сводки, сводки, сводки!..

– Бумаги-то небось сколько, батюшки мои! – восклицает Евсеич.

– Иная сводка в двести вопросов, на двенадцати листах.

– Одни вопросы читать – два самовара выпить можно.

– Раз такую сводку сложили в длину, лист за листом, три метра с чем-то вышло!

– Три метра! – качает головой Евсеич. – Ай-яй-яй! Холсты, прямо холсты!

– А сочинители этих холстов, – продолжаю я свои жалобы, – ссылаются то на запросы Министерства сельского хозяйства, то института, то от себя еще добавляют. Иначе откуда бы взяться такому вопросу: «Среднее число блох на десяти смежных растениях капусты, взятых подряд и без выбора?» Хорошо хоть, что в примечании говорится: «В целях упрощения на каждом отдельном растении блох считать не следует». Хоть за это спасибо!.. Только блохи-то – они прыгают: сосчитай-ка! Так графа и остается незаполненной.

– Ясно дело, блоха того не понимает. Прыг – и нет ее! Известно – тварь.

– Что тут поделать! Иной раз так в ответе и напишешь: «Прыгают интенсивно. Подсчет не проводился ввиду активности вредителя».

– Во! Так их! «Активность вредителя» – это правильно! – помолчав, Евсеич сочувственно спрашивает – А вам какую-нибудь добавку платят за эти вот самые… холсты бумажные? Или – за так?

Мой ответ, что это входит в обязанности агронома, его не удовлетворяет.

– Шутильником бы их! (Шутильником он называет свой кнут.)

– Кого?

– Да этих… как их, бюрократов… Ведь есть еще кое-где, а? Как ты думаешь?

– Наверно, есть, – подтверждаю я. Ерш набирает рысь, помахивая головой и озираясь на «шутильник». Полевая сумка у меня на коленях – пухлая, толстая, как размокшая буханка, – полна сводок и сведений.

Едем мы за последними данными: число скирд сена, данные обмера каждой скирды, качество сена в каждой скирде, процент осоки, дикорастущих – естественных, сеяных, однолетних, то же – многолетних, из них люцерны, эспарцета, травосмесей. В общем, последний вопрос: сколько сена? Но кто же даст в колхозе «Новая жизнь» такие сведения? О счетоводе нечего и думать, он просто скажет: кормов столько-то, сена столько-то, яровой соломы столько-то.

– Евсеич! Кто обмерял стога сена в «Новой жизни?» – спрашиваю я.

– А что?

– Сводка.

– А! Сводка!.. Сколько вопросов?

– Восемнадцать.

– Никишка Болтушок обмерял. К нему надо… Он хоть на тыщу вопросов даст ответ.

– А как его фамилия?

– Кого?

– Да Болтушка, который обмерял сено?

– По книгам Пяткин, а по-уличному Болтушок… Яйцо такое бывает бесполезное – болтушок. Только по книгам он в правлении пишется, а зовется Болтушок. Все так зовут. И ребята его Болтушковы, а жена Болтушиха.

– За что ему такое нехорошее прозвище прилепили?

– Вона! За что? Кому следует, сразу прилепят. Все как надо быть… Лучше не придумаешь, хоть век думай! Народ как дал прозвище, так и умри – не скинешь. Это ему еще с начала колхоза дали: речи сильно любит и непонятные слова.

– Ну, а как он: мужик с головой?

– Дым густой, а борщ пустой.

После этих слов он задумался и замолчал.

…Подъехали к правлению. Там, кроме сторожа, никого не оказалось – все были в поле, и мы направились к Пяткину. Он сидел на завалинке, закинув ногу на ногу, и сосредоточенно курил. Евсеич перегнулся через линейку и прошипел мне на ухо по-гусиному:

– Все в поле, людей не хватает, а он сидит, как лыцарь. И так всегда… шутильником бы вдоль хребтины!



Другие книги автора Гавриил Троепольский
Ваши рекомендации