Роман о сказочной любви
Которую и Вам желаю
Мои лишь строки, а шаги
Герои сами совершают…
Часть первая
Пользуясь всеобщий оторопью, под грохот сотрясающейся экономики, зима, вконец обнаглела и вдарила в ноябре. Минус двенадцать, даже днём. Кутаясь в длинный красный шарф, подняв плечи и воротник серо-чёрного пуховика, Макс семенил по щедро усыпанному солью тротуару, сильно смахивая на нахохлившегося снегиря. Он бы не оказался в этом переулке, между чудом уцелевших старинных особняков, под неусыпным надзором могучих львов и кокетливых взглядов полуголых кариатид, но от встречи с издателем не отвертишься, да и встреча собственно нужна только ему, впрочем, как и его назойливые книги. Мир старался не замечать его нестандартные строки, не копаться в этих слишком светлых мыслях, а если кто и обращал внимание, то тут же крутил у виска: – Очередной писюк-философ. Нам оно надо? Мы сами с усами, да и вообще, есть проблемы и поважнее, чем о любви кричать.
Когда Макс был ещё ребёнком, до практичного и хваткого отца быстро дошло, что его младший сын – точь Иван дурак, мягкотелый разиня. Но отец любил этого оболтуса, понял, что толком из него ничего не выйдет, хотя пару раз к мозгоправам и водил, поэтому, даже когда Максу перевалило за двадцать лет, он продолжал содержать непутёвого отрока, правда сам уехал аж в Австралию, исправно посылая деньги, а их у него было немало. Чтоб его «Иванушка» не впал во все тяжкие, денег давал в обрез, а Максу много и не надо. Машина не нужна, куда такому рассеянному за руль, он в ногах то путался, квартира от бабки досталась в самом центре города, а ноут ему брат подогнал в одной из редких встреч. Что касается матери, так она бросила их всех лет десять назад и ускакала в Европу с каким-то расфуфыренным ценителем живописи. Наверное, творческую жилку Макс унаследовал от мамы, да и всю эту импрессионистскую философию тоже.
Совещание было назначено на два часа по полудню, но Макс, как всегда, перепутал время и только теперь до его блуждающего сознания дошло, что сейчас одиннадцать, а он практически дошёл до офиса издателя. Макс повертел головой в поиске кафешки, зацепился взглядом за грузинский ресторан, но сразу же отмёл эту идею, на карточке остались крошки, а отцовский транш доберётся до его кармана аж в начале следующего месяца. Макс не был лентяем, пытался зарабатывать, но каждая попытка заканчивалась полным фиаско. Уже на следующий день работодатель, под тем или иным предлогом, указывал на порог. С такой несобранностью и забывчивостью сотрудничать желанием не горели и, по этой же причине, у него не было друзей, тем более девушки. Он настолько глубоко плавал в своих фантазиях, что мог выйти из дома в шлёпанцах или забыть закрыть дверь. Перепутывал дни недели, терялся в метро, проезжая мимо своей остановки, а с часами вообще не дружил. При всех этих недостатках глупым он не был, ухватывал суть, ту самую, скрытую от стандартного взгляда, поэтому и писал свои рассказы, тщетно стараясь раскрыть глаза наивным обывателям, с наслаждением барахтающихся в море обмана. Ели бы Макс был художником, то на его картинах, непременно, яркие, обжигающие роговицу мазки, несуразные контуры неожиданного сюжета, пугали бы зрителя не меньше замысловатых строк и встретили бы куда большие штыки, конечно же, при наличии хотя бы одной пары глаз стандартного зрителя.
Макс выбросил грузинский ресторан в замызганный сугроб и свернул на тихую улочку, усеянною дорогими машинами. Шаркая заляпанной солью обувью, доковылял до зеленой витрины магазина и на свою удачу через приветливые двери зашёл во внутрь. В самом конце торгового зала, за ломящимися от заморской снедью полок, приютился невзрачный кафетерий, скромненький, то, что надо. Заказав два бублика и чай с ромашкой, Макс выбрал столик, это оказалось не сложно, так как все посадочные места были свободны, кинул куртку и шарф на подоконник и вернулся, за ожидающем его потным чайничком и разогретыми бубликами. Рассчитавшись за нехитрый перекус, пошёл обратно и… привычно растерялся. Дело в том, что за его столиком сидела молодая девушка в коротенькой дымчатой шубке, серой юбке и сапожках на небольшом каблуке.
Макс, зная о своей рассеянности, решил, что он, как обычно, всё напутал, уже было дёрнулся занять другое место, но увидел красный шарф и пуховик на подоконнике, аккурат там, куда он направлялся изначально. Все места были свободны, а незнакомка уселась почему-то именно за его столик. Покачавшись на весах сомнения, он всё-таки отважился приземлиться у своего пуховика, посчитав этот подвиг крайне логичным.
Посапывая в губу, налил чая в стеклянную чашку, всыпал два пакетика сахара и, перемешивая деревянной палочкой напиток, шальной от стеснения, украдкой, всё же разглядел девушку.
Она смотрела в окно, опершись подбородком на раскрасневшиеся от мороза ладони, медленно моргала длинными ресницами и казалось не замечала его. На указательном пальчике красовалось бронзовое кольцо-печатка, а на запястье широкий, тоже бронзовый браслет, усыпанный густой, витиеватой вязью. На аккуратном бархатном личике румянились чуть пухлые щёчки, очевидно, девушка замёрзла, гуляя в такую погоду без шапки.
