Постепенно все звуки исчезли. Успокоилось дыхание, которое казалось мне шумным и тяжёлым. Только ветер от выдоха ещё бродил на лице. В какой-то момент сработал будильник, и я закончил сидеть в комнате.
Ещё на лестнице я услышал Ли́су, занятой в приготовлении похода. Через десять минут уже собранными спустились Женя и Христиан.
– Если сундук будет тяжёлым, оставьте его там, ок? – просила Ли́са. – Мы с Колумбом за ним придём.
– Мы же не можем бросить сундук. Или можем? – Женя посмотрела на нас, и Христиан опередил ответ: – Не переживай, мы на руках унесём. А Женьку сверху на посадим!
Я спросил, почему он так доволен: неужели подтянулся вчера на один раз больше? Все посмеялись.
– А всё-таки, возьмите хотя бы садовую тележку… – переживала Ли́са.
Христиан уже начал спорить, но Женя успокоила, заверив, что мы возьмём.
Выпив натощак холодный сладкий кофе, все трое отправились в путь.
В деревне, кроме нашего дома, больше никого не осталось. После революции, когда банда на мотоциклах расстреляла маленькую администрацию, все жители начали прятать свои ценности. Единственное место, куда новая власть не могла вмешаться – это хозяйственный быт. Поскольку было запрещено перекапывать сады и огороды, т.к. могли погибнуть саженцы и посадки, то ценности прятали в почву рядом с домом. Спустя какое-то время всех жителей согнали в ближайшие вокзалы и сослали непонятно куда, неизвестно для чего.
Наша дорога лежала почти до края деревни. Вчера за столом обсуждалась новость, что некоторые люди имеют связь между цветом и настроением. Всем показалось это страшно интересным, и сейчас мы решили попробовать эту игру.
– Жёлтый, – начала Женя, – это разочарование перед глубокой радостью.
– А обычное разочарование? – спросил Христиан.
– Синий, переливающийся с лиловым.
Свою версию озвучил и Христиан:
– Белый – это радость.
– Ну нет, белый не может быть радостным… Это не же красный!
Я смотрел на них со стороны и веселился. Мелкий дождь проливал третий день. Туман прятал нас от диких бродячих собак. Охотничьи сапоги немного чавкали.
– А я недавно поняла, – вдруг сказала Женя, – что у меня чувственная эмпатия! Очень развитая!
– Это как? – удивился Христиан.
– Меня в детдоме научили. Встань и посмотри на меня, – она взяла Христина за руки, и оба засмущались.
После нескольких минут Женя попросила отойти в туман и сделать любое движение – а она почувствует на себе. Я поставил Христиану щелбан, после чего позвал нашу спутницу. Удивительно, но к нам вышла разозлённая Женя, потирающая красное пятно на лбу.
Вскоре мы дошли до нужного места – последнего непроверенного дома на улице Каменщиков. Женя включила металлоискатель и зашла в заросший огород. Мы с Христианом побросали лопаты и начали осматривать дом неонациста, когда-то жившего здесь.
Ничего интересного не нашлось, и мы терпеливо слушали металлоискатель.
Женя пришла к нам из города почти месяц назад. Она была полностью лысая. С её слов, все в детдоме ходят бритыми и клеймом. Поначалу она стеснялась, выпросила у Ли́сы платок, чтобы ходить в нём всё время – и горевала обо этом. Вскоре крепкие чёрные волоски закрыли голову. Христиан всё чаще говорил с ней.
«Слушай, – как-то спросил его Колумб, – ты у нее клеймо нигде не видел?», на что тот крепко обиделся и долго с ним не разговаривал.
Наконец радар запищал, и мы быстро откопали обещанный клад. Шли легко: сундук свободно поместился в тележку, дождь стал сходить, и спелые яблоки иногда падали к нам.
Но не дошли и до Дома культуры, как нас остановил лай.
– Один. Пять. Девять, – считал Христиан.
– Ой, кажется, на нас идут… – шептала Женя. Если бы Христиан не схватил её за руку, она бы уже убежала.
Мне показалось, что туман закрутился. Нащупав в кармане браунинг, я выступил вперёд.
– Побежали! – воскликнула Женя. Они вдвоём бросились на узкую извилистую дорогу. Немного подумав, я потащил тележку вслед за ними. Кажется, я сбился и выбрал свой маршрут, т.к. Христиана и Женю я встретил только к дому.
На пороге я наконец оглянулся. Лай давно прервался – и только наши воспоминания гнали нас…
Успели к разгару завтрака. Ли́са разливала манную кашу с клубничными островками, подносила поднос с бутербродами – с сайрой и ломтиками помидора, укрытых плавленым душистым сыром. В стаканах остывал крепкий, сладкий чай.
Когда мы сели, за дверью послышался царапающий шорох. Это поднялся краб с затопленного подвала: Ли́са спрятала его в кастрюлю и продолжила завтрак.
***
Мы остались с Ли́сой вдвоём, пока остальные разбирали клад во внутреннем дворе. Я замачивал посуду и попутно спрашивал про планы.
– Завтра. Спрашиваешь, кто поедет? – спросила Ли́са. – по графику Вера и Антон. Хорошо, что ты напомнил. Да не мой посуду! – Ли́са кивнула на поднос: – Можешь отнести наверх?
Десять дней назад поселилась Тамара. Сегодня снова постеснялась идти на кухню. Она наводила на меня дикую тоску, и я старался избегать её.
– И почему вы не дружите? Давай так: ты отнесёшь, а я сама всё помою и раскрою тебе один секрет, договорились?
Ли́са была старше, наверное, на пару лет. Была ли она изначально сиротой, или просто ушла от родителей, я так и не понял. Знаю точно, что бросила школу, ушла к партизанам. Когда отряд разбили, командир посадил Ли́су в кабину грузовика и отдал последний приказ добраться живой до города. В приюте долго не отсиживалась: собрав десять ребят, они ночью перелезли все заборы и ушли в вымершую деревню. Ли́са говорила: «Конечно страшно! Чтобы тогда с нами сделали… Убегали от них всю ночь. А никто даже не преследовал». Что стало с теми ребятами – неизвестно.
