“В жизни каждого человека есть много такого, о чём лучше забыть.”
Джером К. Джером
Валентин не видел снов. Попытки заснуть, погружали в удушливую трясину прошлого, хранящего останки воспоминаний. Среди полуистлевших даров Мнемосины, уцелел розовый бриллиант. Ещё, немного и рука ухватит кусочек грёз…
Кира взвизгнула, подскочив на кровати.
– Алька! Ты зачем щиплешься? Мстишь за подгоревший пирог? Берегись!
Она завернула мужа в кокон из объятий, батистовой сорочки и рыжих кудрей.
– Аля, что происходит?
Тонкие пальчики Киры порхали по его лицу.
– Похудел. Куда делись щёчки?
В ход пошёл запрещённый прием. Валентин зашёлся хохотом, извиваясь и прячась под одеяло.
– Кирюша! Не надо! Не щекочи!
Дурашливая потасовка продолжилась на полу, постепенно перерастая в ласки.
– Ой, уже полвосьмого! Дмитрий Борисович ждёт!
Кира бросилась в ванную. Оттуда, вихрем пронеслась по комнатам, застёгивая платье на бегу. Пока жена собиралась в редакцию, Валентин принял душ, одел футболку с принтом “Битлз”. Джинсы болтались вокруг пояса, обвиснув мешком. Не удивительно, когда несколько дней подряд, в меню лишь крепкий чай, сигареты и бессонница.
Причиной потери аппетита являлась необъяснимая тревога, поселившаяся в животе. Она ворочалась, шевелила паучьими лапками, доставляя физический дискомфорт.
– Алюша, мне пора.
– Сначала позавтракаешь.
– Я же опоздаю!
– Нашла чем удивить Борисовича. Первый раз что ли?
Он отвел Киру на кухню. Натянув фартук, вытащил из холодильника помидоры, перец, яйца, ломоть говядины, петрушку.
– Обещаю перекусить на работе.
– Ага, под конец дня. Сухомяткой с помоями, вместо кофе.
– Ну, Алечка. Не слишком ли распоряжаешься? Что я, девчонка?
– Окстись, Кирюша. Я смиренно терплю твоё imprudence.
– Не выделывайся. Я по-французски ни бельмеса.
– Неблагоразумие.
– Какое?
– Наивное дитя. Думаешь, не знаю о твоих похождениях?
Валя ловко нарезал овощи, мясо и зелень. Высыпал в раскалённую сковороду. Притихшая Кира теребила край узорной скатерти.
– Всё знаешь?
– О, да, малышка.
– И про Лёву?
– Приятель – неудачник. Ездишь к нему в Сертолово, под лживыми предлогами. Пару часов на утешение мученика, полтора – на дорогу в оба края. Плюс навешать лапшу мне на уши – десять, пятнадцать минут, в зависимости от фантазии.
Её щёки покрылись красными пятнами.
– Между нами только дружба. Сейчас ему необходима поддержка.
– Сейчас? Или двадцать четыре на семь? Принимает жалость, как должное. Распустил сопли, в которых и потонет.
– Ревность, не повод обижать слабого.
Валентин рассмеялся, едва не расплескав кофе из джезвы.
– Подай чашки, Рыжик. Не хватало к убогому ревновать.
Он налил душистый напиток в маленькие сервизные чашечки. Добавил яиц к подоспевшему рагу.
– Кстати, Кирюша, прежде чем устраивать хулиганские выходки, подумай получше.
– Это, про разгром цветочного киоска?
– И про некоторое другое, в том числе.
– Хороший репортаж даром не дается, мистер Всезнайка. Газета и так скоро полетит в тартарары.
– Ну, да, а с меня полетят погоны.
– В смысле?
– В прямом. Прикрывая твои выкрутасы, я нарушаю закон.
– Так, это ты! Боже! Значит, ты все это время спасал мою задницу?
– Нет. Архангел Михаил.
– Извини, я считала, что Дмитрий Борисович. Вот жук. Кидает прозрачные намёки, мол выбивай сенсацию, не думая о последствиях. Гад. Да если бы не ты, может…
– Не парься. И ты и дядя Митя, фанатики.
Валя выложил омлет на тарелки. Кира с удовольствием принялась за еду.
– Алюша, ты великолепен.
– Разумеется.
– Между прочим Лёва не убогий. Он писатель.
– Понимаю. Имя обязывает. Толстой, Кассиль, Аскеров. Как же, без Льва Авдонина?
– Тебе станет стыдно, когда Лёвушка напишет бестселлер.
– Я не доживу.
Кира запустила в него полотенцем.
– Курить поменьше нельзя? Почему не ешь? Смотришь в тарелку будто там гусеницы.
– В Ботсване, например, с большим интересом относятся к гусеницам ночных бабочек.
– Чтобы проявить интерес к ночным бабочкам, тебе не обязательно ехать в Южную Африку. Этих милашек у вас полный обезьянник.
– Остроумно. Увы, не могу стать поклонником вашего журналистского таланта, мадам.
– Завидуешь?
– Нет. Уже состою в числе фанатов Анны Куркуриной.
Она удивлённо вскинула изящные брови.
– Значит, такие женщины в твоём вкусе?
– Какие, “такие”? Наверное, хотела сказать – целеустремлённые. Сильные духом. Человечные.
Валя встал из-за стола, подкурил сигарету.
– Дмитрий Борисович заждался.
– Обиделся?
Кира подошла к мужу. Бережно убрала нависшую чёлку. Запустила пальцы в чёрный шёлк густющих волос. Супруги были одного роста, что позволяло смотреть друг другу в глаза, не задирая или склоняя головы. Пробовать знакомый вкус губ, оставляющей всегда новое послевкусие.
– Не обиделся. Обида разрушает отношения.
– А что укрепляет?
– Позор, спрашивать простейшие вещи.
Кира достала из сумочки блокнот, очки и ручку.
– Подожди, пригодится для статьи.
– Да ну тебя.
– Не жмоться.
Он промурлыкал ей на ушко.
– Валя, ну можно иногда быть серьёзным? Цензура не пропустит.
– Прибавь соблюдение личного пространства.
– Ладно, вот ещё вопрос.
– Капец. Иди уже на работу.
Кира чмокнула его, испачкав помадой.
– До вечера.
– До утра.
– Снова дежурство?
