Мироново
Родина предков по линии матери ― село Мироново на Реже. Русские там живут уже почти четыреста лет. Заходили с Русского Севера. Теснили вогулов, черемисов, башкир, закрепились. Жили хлебопашеством, охотой, рыбалкой, бортничеством. Крепостного права как такового не знали.
В 1662 году татарский хан Кучук собрал башкир, аятских вогулов, татар, местных черемисов, ногайцев и ударил на село Покровское. Село выжгли. Мужиков порубили. Старики, женщины и дети заперлись в церкви. Церковь сожгли. Двинулись на село Липино. Сожгли. Через Колмацкий брод пошли на Арамашевскую слободу.
Слобода стоит на высоком месте, на излучине Режа. Просматриваются вся округа и река вверх и вниз по течению. Крепость была серьезная. Сходу взять не получилось. Пограбили, пожгли окрестности. Кололи весь скот, кроме крупного рогатого и убивали всех, кроме девок и молодых баб. Откатились, ушли на Мурзинскую слободу. Безнадежная фраза из донесения, найденная в архиве: «…Мурзинскую слободу всю пожгли…а Кондратий Хворов с людьми заперся на дворе и оружья у них ― три лука…».
Разграбив Мурзинскую слободу, пошли с полоном на Колмацкий брод ― уходить в степи. В это время подоспело ополчение. Русские мужики из деревень Липино, Мироново, Гостьково и братия из Богоявленского монастыря, что близ Невьянской слободы. Сошлись в жестокой битве на полях за деревней Гостьково. Бились до темноты. С утра русские хоронили своих, восставшие ― своих, друг другу не мешали. Битва больше не возобновлялась, восстание захлебнулось.
На расстоянии версты насыпали два кургана. Позднее русские над своим поставили большой каменный крест из розового гранита. Через некоторое время в память о погибших возвели небольшую часовню. Она простояла более двух с половиной веков. В 1938 году ее раскатали. Гранитный крест повалили и сбросили в лог. Курган долго не распахивали: все местные знали, что это за курган. Распахали позднее, в 80-х. Пацаны находили там кости и наконечники стрел. Местный тракторист зацепил гранитный крест стальным тросом, вытащил из лога и на тракторе приволок себе во двор. Велел, когда умрет, поставить ему на могилу. Умер. Крест поставили. Выкрасили веселой изумрудной краской. Он и сейчас там стоит на Гостьковском кладбище.
***
В Гостьково остался последний человек, который точно знает, где стояла часовня, где был крест и где был насыпан курган. Зовут его Василий Данилович, ему уж девятый десяток, а помнит все мелочи и подробности из детства, как будто у него компьютер в голове. Поехали с ним смотреть место бывшей часовни. Еле нашли холмик ― всё распахано. Ходили по пашне, мерили, обнаружили несколько камней от фундамента, убедились, что именно здесь нужно ставить вешки. Если бы мы не успели его расспросить, ни один человек на планете не сумел бы показать это место.
Потом выехали за Карпов лог, проездили всё поле, где была сама битва. До сих пор это место называется Побоище ― ни холмика, ни бугорка… Стоим в полях. Вдруг видим: от Гостьковского кладбища летит древний черный ворон. Как-то странно летит. Могучая степенная птица, а крыльями машет, как воробей. Не солидно как-то. А в клюве у него пирожок. И не пирожок даже, а полновесная кулебяка! Она тянет ворона к земле. Но он не сдается. Красоты полета, конечно, никакой. Аэродинамика так себе. Но кулебяку не отпускает. Борется из последних сил. И даже каркнуть не может. Перелетел через реку и пропал из виду. Василий Данилович уважительно заметил: «С кладбища стащил!»
***
Владыка спрашивает меня:
– Реши, когда поедем ставить крест?
Прикинув, ответил:
– Владыка, смогу 27-го сентября.
– Ты знаешь, что 27-го Воздвижение Креста?
Я вдруг вспомнил, что часовня, которая на этом месте стояла, была именно в честь Воздвижения Креста. Очень удивился:
– Представляете, я ведь случайно этот день назвал.
Владыка, мудрый, улыбнулся:
– В таких вещах случайностей не бывает.
Поставили большой крест на распаханном кургане в деревне Гостьково. Приехали священники, собрались местные жители, привезли Василия Даниловича. Помянули павших русских воинов…
Гора с плеч. Ощущение серьезного законченного дела. Тепло на душе. Еле-еле поймали ускользающие нити и восстановили связь времен. До конца не осознаю, что произошло. Возможно, это самое важное дело, которое удалось мне в жизни.
Автограф
В далеком 88-м году я встретился с Евтушенко. Встретился не где-нибудь, а в Омске. У него был авторский вечер. Полный зал народа: в проходах стояли. После выступления выстроилась очередь, человек сто пятьдесят, ― подписывать книжки. У меня была с собой рукопись со своими стихами, и я в эту очередь зачем-то затесался. Выглядел, видимо, со своими листочками достаточно нелепо, потому что Евгений Александрович обратил на меня внимание и спросил:
– Это что у вас, стихи? Заходите.
И вежливо сказал ожидающим:
– Извините, мне надо поговорить с поэтом.
Он внимательно посмотрел небольшую подборку, на нескольких листах поставил плюсы, а на первом стихотворении размашисто написал: «Кириллу Ковальджи: дорогой Кирилл, горячо рекомендую тебе очень талантливого Женю Ройзмана…» Стихотворение было следующее.
