Лицо…
Суровое мужское лицо, испещренное страшными шрамами.
Темная, выдубленная ветрами и солнцем кожа. Плотно сжатые губы. Серебристый ежик волос над высоким лбом. Тяжелые надбровные дуги, под которыми прячутся глаза цвета черненого серебра.
В этих глазах плещется сумрак…
Ринка может поклясться, что не знает этого мужчину. Что они никогда не встречались до этой минуты. Но почему-то он кажется ей смутно знакомым…
Опасно знакомым…
Он возникает из темноты тюремного коридора, неся с собой запах кожи и трав. Шагает к решетке, высокий, широкоплечий. Заслоняет единственный факел. Полы его плаща и носки сапог укрывает толстый слой дорожной пыли.
Ринка бледнеет под хмурым взглядом.
– Это она? – хриплый, будто надтреснутый голос.
– Да, ваше благородие.
– Открывай.
Из-за спины незнакомца выкатывается смотритель тюрьмы. Мэтр Дамерье. Маленький, кривоногий, с обвисшим брюшком и масляными глазенками.
Ринка передергивает плечами, сбрасывая с себя его липкий взгляд.
– Сейчас, сейчас, ваше благородие.
Связка ключей бренчит в потных руках.
Незнакомец не спешит дожидаться, пока смотритель найдет нужный ключ. Он сжимает замок огромной лапищей, затянутой в крагу из воловьей кожи. И Ринка вздрагивает, втягивает голову в плечи, услышав металлический хруст.
Решетка с противным скрипом сдвигается с места.
Морщась от кислого смрада, незнакомец заходит в камеру. Пару секунд смотрит на брачное ожерелье в своих руках, а потом, наклонившись, застегивает его на худенькой шее узницы. Красивое ожерелье, из чистого серебра. Спускается вниз блестящими гривнами.
Вот и все. Теперь они муж и жена. Теперь ее жизнь – его собственность.
А тяжелое серебро давит на грудь гранитной плитой.
Но уж лучше так, чем быть забитой до смерти на глазах у толпы.
Скинув плащ, он набрасывает его на хрупкие плечи девушки. Короткими, сухими движениями заворачивает в сукно дрожащее тело. Поднимает с грязной соломы, осторожно прижимает к себе.
– Благородный эрл желает как можно быстрее консуммировать брак? – слышится сальный смешок.
При звуках этого голоса Ринка закрывает глаза.
Не видеть. Не слышать. Забыть, что он существует, забыть все, что он сделал…
Когда-нибудь ей это удастся… Когда-нибудь она сможет забыть.
А сейчас каждое слово врезается, точно отравленный нож.
– Не вижу смысла терпеть до утра, – раздается над ухом. Безразлично и холодно. А мужские руки сжимают ее в железном объятии.
– О да, девица страсть как хороша. Даром, что полукровка. Я в некотором роде даже завидую вам, – тот же сальный смешок. – Но будьте с ней осторожны! Эта дрянь убила моего отца, – тяжелый вздох, от которого тянет притворством. – Несчастный повелся на ее эльфийские прелести, сделал своей законной женой, а она отравила его прямо в первую брачную ночь!
Ложь, все ложь! Но разве ее будут слушать? Кому нужна сирота, да еще полукровка? Здесь не любят ни эльфов, ни магию…
Кто заступится за нее?
Сердце Ринки колотится, как у зайчонка. Ей хочется вырваться из чужих рук, отпрянуть, зашипеть дикой кошкой. Вцепиться ногтями негодяю в лицо.
Но она не делает ни того, ни другого. Только сжимается сильнее, проглатывая свою боль вместе с колючим комком.
Незнакомец шагает на свет. И тогда она вспоминает, где могла видеть его лицо.
Он являлся к ней в детских снах. Когда-то давно…
– Замечательно! То, что нужно. А ну-ка, покрутись!
Ринка послушно повернулась вокруг себя. Немного неловко из-за длинного подола, расшитого тяжелыми красными бусинами. Плотный узор из таких же бусин украшал и верхнюю часть платья: высокий воротник-стойку, плечи и спускался полукругом на грудь. От этого Ринке казалось, что у нее на плечах лежит по камню, которые по очереди тянули ее то в одну, то в другую сторону.
Платье было ярким, красивым, но сшитым на более статную девушку. Ринка выглядела в нем жалко и даже жалостливо со своим бледным личиком и светлыми волосами. Воротник торчал до самого подбородка, а вот рукава оказались настолько длинны, что из-под них едва-едва выглядывали кончики пальцев.
Но матушка Ильза, похоже, никаких недостатков не замечала. Или не желала замечать.
Настоятельница монастырской школы, сложив на дородной груди пухлые руки, замерла с неподдельным восхищением на румяном лице:
– Ох, Ринкьявинн, эрл Тамаск как увидит тебя, сразу влюбится! – И тут же уже другим голосом, строгим, надменным: – И только посмей что-нибудь учудить, несносная девчонка! Помни, эрл Тамаск – твой единственный шанс устроиться в этой жизни кем-то получше поломойки в деревенском трактире!
Ринка опустила глаза. Меньше всего матушка Ильза заботилась о ее будущем. Но вот мешочек серебра, который выплачивают за каждую послушницу, ей точно не помешает.
Школа Пресвятой Девы Орриет недаром славится лучшими выпускницами, из которых получаются лучшие жены. Тихие, покорные, бледные тени своих мужей. Как раз такие, как и надлежит быть женщине в этом мире.
– Иди! – матушка Ильза царственно махнула рукой на дверь. – И уши хорошенько прикрой, хоть эрл Тамаск и знает о твоей порченой крови, но это не значит, что нужно выставлять ее напоказ!
Ринка без всякой охоты поплелась в указанном направлении. Ей казалось, что каждый шаг приближает ее к эшафоту.
