Харальд-чужанин лежал рядом. И смотрел на Забаву, не отводя глаз.
Глядеть он начал, как только укрыл её покрывалом, а сам лег рядом. Серебряные глаза были полуприкрыты, словно он вот-вот задремлет. Только веки все никак не смыкались, и взгляд Харальда оставался светлым, пугающим. Блеском исходил, как на солнце наточенная кромка ножа.
Но Забаве страшно не было. Только радостно и стыдно, что он видит её неприбранной, с распущенными космами. Ветер в лодку задувал, играл прядями, то и дело бросая их ему в лицо…
Харальд от них не то что не жмурился — даже не морщился. А когда Забава вскинула руку, чтобы прибрать волосы, перехватил её запястье и едва заметно качнул головой. Потом, несильно нажав, сам упрятал ладонь Забавы под покрывало, наброшенное сверху.
И она послушалась. Лежала под его взглядом тихо, поглядывая то на него, то на небо, по которому стаями бежали облака.
Море вздыхало снизу, волны бились в борта. И каждый раз, когда лодка переваливалась через очередной гребень, постукивали широкие незакрепленные половицы, наброшенные на дно.
Может, и права была бабка Маленя, говоря, что долго с ним не прожить, сонно думала Забава. И что помереть придется от его руки.
Но лучше уж так, чем век долгий тянуть с кем-то, кто на неё никогда так пристально не посмотрит. А если глянет, то с укоризной — мол, мало того, что без приданого взял, так ещё и другим мужиком тронутую…
Потом море её все-таки укачало, и Забава уснула.
***
Тихая, думал Харальд, глядя на девчонку.
И красивая — теперь, когда щеки у неё слегка округлились, а ветер с моря окрасил их в цвет неяркой северной зари, это стало заметно.
Он лежал неподвижно, глядя на Добаву. А сам неспешно обдумывал все, что произошло.
И произошло не только сегодня.
Дай мне увидеть твоего зверя, сказала тогда, в конце весны, рыжеволосая Эйлин. И повела его в лес. Где он обошелся с ней так, как под конец обходился со всеми своими бабами.
Но той ночью она сказала про зверя — и угадала. Как будто знала.
Никаких как будто, холодно подумал Харальд. Она знала. Тут вопрос лишь в одном — от кого Эйлин получила это знание?
Беда в том, что он, когда рабыня начала болтать про зверя, решил, что речь идет о его мужском копье. И в лес Эйлин тащит его за этим самым делом. Все тогда сошлось. Мольба показать ей зверя, и то, как баба ластилась…
Даже вино со странным вкусом, принятое из рук Эйлин, этому не противоречило. Все знают, что бабы любят подсовывать пойла, которые считают приворотными.
Харальд отвлекся от размышлений, чтобы перехватить ладонь Добавы, потянувшейся к своим волосам. Русые пряди, гладившие его по лицу, странным образом помогали думать. Так что ей придется потерпеть.
Харальд упрятал ладонь девчонки под покрывало и снова вернулся к своим мыслям.
Не увидь он в глазах Добавы морды зверя, горевшей на его лице, был бы и сейчас в неведении. Но почему он разглядел эту морду именно в её глазах?
Может, в том лесу рыжеволосой Эйлин тоже удалось увидеть его зверя? Чего она, собственно, и добивалась. Это он узнал о своем звере с запозданием…
Кто-то, мелькнуло у Харальда, научил Эйлин этим словам. Кто-то дал ей напиток, которым она его опоила.
Только Один знает, что в том зелье было намешано — Один да тот, кто его изготовил. Однако этому таинственному мастеру зелий известно о звере, жившем в нем, больше него самого. Раз уж пойло из рук Эйлин смогло его разбудить.
И этого знающего надо найти.
Добава понемногу засыпала под его немигающим взглядом. Харальд вдруг ощутил желание её разбудить. Но решил — не сейчас. Ни к чему распугивать мысли, текущие неторопливой рекой.
Да и девчонку лучше не заголять на ветру повторно. Ещё простынет, а следом привяжется промозглый кашель. Девкам, привезенным издалека, в таких случаях не помогает даже нутряной медвежий жир…
Харальд снова вернулся к мыслям об Эйлин.
Рыжеволосая девица, добытая кем-то в землях англов, прожила с ним всю зиму. И о звере ни разу не заикалась. Но когда в конце весны он вернулся из похода, чтобы дать роздых хирду и проведать свое поместье — Эйлин сразу поднесла ему зелье, смешанное с вином.
Выходит, надо искать того, кто побывал в Хааленсваге этой весной. Кейлев должен помнить, кто болтался в имении, пока хозяина не было…
Тут все зависело от имен, которые назовет старый викинг. И от того, сумеет ли он найти этих людей.
Возможно, подумал Харальд, следует навестить и купца из данов. Того, у которого он купил Эйлин прошлой осенью.
Причем отправиться на торжище в данских землях, где ему продали рыжеволосую, он мог хоть завтра. До начала первых зимних бурь, когда по морю поплывут глыбы льда, а фьорды на севере замерзнут — время ещё есть.
Добава во сне что-то пробормотала, смятённо улыбнулась и перекатилась на спину, не открывая глаз. Харальд замер, уставившись на неё. Потом натянул повыше покрывало, сползшее с обнаженной груди.
Заласканные соски цвели у девчонки красноватым крыжовником, и рука его дрогнула, укрывая их мехом. Один из сосков скользнул по сгибу пальца…
Тот купец из данов не сидит на торжище постоянно, решил вдруг Харальд. К тому же вряд ли торгаш в этом замешан — иначе Эйлин поднесла бы ему зелье сразу, не дожидаясь весны. Нет, сейчас разумнее всего выждать. И приглядеть за Добавой. Может, он увидит в её глазах что-то ещё?
