1974 год, сентябрь.
Иван Иванович Потапов. 49 лет. Председатель парткома. Женат.
Иван Иванович не спеша поднимался по широкой лестнице главного административного корпуса института. Остановившись на площадке между вторым и третьим этажами, он взглянул в окно.
Чуть заметный моросящий дождик, начавшийся с утра, к середине дня усилился и превратился если не в тропический ливень, то во что-то близкое к этому. Дождь, падая с неба, сталкивался с крышами домов, превращался в бурные потоки, с которыми не справлялись водосточные трубы, и вода, переливаясь через желоба крыш, стекала по фасадам зданий. Сливаясь друг с другом, ручьи устремлялись к канализационным решёткам, которые также не могли поглотить всю ту воду, что обрушилась на город. Асфальт тротуаров и дорог исчез под грязными и мутными водами, обрушившимися на город. Редкие машины боязливо жались к обочинам, а то и вовсе останавливались посередине дороги. Пешеходов не было вовсе, и только смутно чернели за пеленой ливня деревья, высаженные городскими властями вдоль тротуаров.
Город заливало. Казалось ещё немного, и он исчезнет под кипящей водяной толщей.
Наблюдая весь этот катаклизм, Иван Иванович обречённо подумал, что совершенно не готов к такому буйству природы. Строгий двубортный костюм тёмно-синего цвета, белоснежная рубашка, галстук в тон пиджака, да модельные югославские туфли. Вот и все, что присутствовало на нём из одежды. И в кабинете у него ни плаща, ни резиновых сапог, даже зонтика не завалялось. Впрочем, имелась шляпа, очень модная польская шляпа, которую ему привезла жена этой весной из туристической поездки в Варшаву. Её он надел специально, выходя утром из дома, чтобы не намочить голову под едва заметным утренним дождиком.
«Шляпа, – горько подумал Иван Иванович, – мог бы сообразить: все крупные неприятности начинаются с малого. Как теперь до дому добираться?»
Судя по тому, что Иван Иванович увидел для себя проблему в ливне, шумящем за окнами, жизнь его была великолепно устроена и проходила без каких-либо серьёзных потрясений. Такой взрослый, обстоятельный и солидный мужчина, за которым есть, кому ухаживать и решать все бытовые проблемы. Подобие маменькиного сынка, лет сорока. Но это было поверхностным наблюдением. Человек, подумавший так об Иване Ивановиче, сильно ошибался и, как следствие, мог попасть при общении с ним в неловкое положение. Если не больше.
В жизни Иван Иванович был человеком решительным и жёстким, временами даже чересчур жёстким. Работа обязывает быть не просто жёстким, но и жестоким. Беспощадно, калёным железом… со всей этой шушерой: врагами партии и народа. Он часто жалел, что родился не в средние века при царящей и вездесущей святой инквизиции… Вот уж кто действительно не церемонился с врагами и по-настоящему, по взрослому калёным железом выжигали всю нечисть.
«Из меня бы получился очень даже неплохой инквизитор! Куда там Великому Инквизитору, в подмастерьях ходил бы, – частенько думал про себя Иван Иванович. Впрочем, тут же одёргивал себя: – Инквизиция потому сдала свои позиции и спасовала, что не было у неё единственно правильного марксистко-ленинского учения. Мы же сегодня вооружены этим великим знанием и потому проиграть нашу святую борьбу за дело народа не можем!»
Иван Иванович принадлежал тому поколению, которое с лихвой хлебнуло тяготы послевоенной жизни. Хотя самому Иван Ивановичу здорово повезло: на фронт, он стремился, как и все его ровесники, с первых дней войны, но на передовой оказался только весной сорок пятого, после училища лейтенантом. Успел к штурму Берлина, но в город не попал: полк, в который его направили взводным, обходил столицу врага с юга, вторым эшелоном, когда пришло известие о штурме Рейхстага и Победе. Правда через три дня их корпус развернули в направление Праги, где после стремительного марша ему и пришлось повоевать. Совсем не много – пару дней. Но и этого ему, необстрелянному мальчишке, хватило с лихвой.
Именно там он получил свой единственный боевой орден «Отечественной войны», да ещё из рук командующего армией. Тогда же его приняли в партию, заметили и выдвинули на должность батальонного комиссара. Хотя не столько заметили, сколько опять же повезло, если так можно выразиться: батальонный комиссар и его заместитель погибли в уличных боях, и назначать на освободившуюся должность было просто некого.
Двигаясь по партийной линии в армии, Иван Иванович служил при штабах, отвечая за морально-политическую подготовку солдат и младших офицеров. И вот тут он нашёл своё призвание! Разбираясь в личных делах и плотно сотрудничая с органами, он раскрыл несколько заговоров командного состава соединений, где проходила его служба. Руководство увидело в нём перспективного офицера грамотного и преданного. Иван Ивановича стали направлять в наиболее слабые в политическом смысле воинские части. А таких в конце сороковых было не так уж и мало. Офицеры, прошедшие с боями пол-Европы и видевшие своими глазами как люди жили в освобождаемых ими странах, стали задумываться о своей жизни. И роль политических работников резко возросла.
