Предлог дл использовани :
Вскрыть и ознакомиться, если на Вашем необитаемом острове кончился последний патрон, и вовремя не пришла вчерашняя газета.
Можно листать от середины наперед, переворачивать снизу вверх или просматривать по диагонали.
Сюжет все равно не упустите. Зато, попадая пальцем в глупое слово, скоротаете час пустой до прибытия шлюпки, гребущей в тумане на подмогу!
Все стилистические и синтаксические промахи, здесь допущены умышленно. Препинания знаков расставлены, иногда, специально не правильно. Тавтологии преднамеренны. Ошибки проверены, найдены и оставлены. Но, если Вам удастся обнаружить вопиющую безграмотность… бросьте!
Не Вы – первый!
ПРИЯТНОГО ПРОСМОТРА!
Если Вы потер ли интересную мысль, не горюйте!
Она давно уже кем-то найдена.
Если Вы нашли интересную мысль, не ликуйте!
Она давно уже кем-то оставлена.
Новый Год явился, как всегда, негаданно, исподтишка январского «завтра», и привычно, невпопад ошарашил город вынужденными праздниками. Шутка ли! Новых Годов не было уже, без малого, год! Поэтому целые пол с половиной недели до конца декабря радость была весёлой, непоседливой и, балуясь, совсем не мешала серьёзным проблемам. Нетерпеливые нарядные выходные подпрыгивали, махали издалека встречающим и, дурачась, подталкивали в спину последние неуклюжие, рабочие дни. А те, неповоротливые от эдакого натиска и шума, ещё больше толпились, путались в ногах и застревали в проходе.
«Будни! Проходим! Проходим живее! Не задерживаем праздники!..»
Встреча Нового Года наступила. Да так чувствительно, что по пути отдавила носок ботинка, смяла манжет штанов и, надорвав карман рукава, запятнала блузу костюма прилипшими к пролитому вину конфетти.
ОН, в общем-то, никого к себе и не приглашал! Просто молчаливость отказа звучала для всех, как призывный клич беременного лося в брачный период. Вот почему многочисленный праздник безжалостно лихачил сейчас по родному линолеуму, до боли знакомым обоям и отеческому паркету, не оставляя безучастным даже вечно плюющий в себя потолок.
Каждая любая компания по интересам «отдыха» единогласно настаивала на том, чтобы ОН присутствовал в ней, являясь «фишкой», «развлекашкой», «погремушкой» торжества. А, в конце меропринятий, ещё и мероприятным «неваляшкой», когда, поздним звёздным утром третьего дня, мог сплавлять «в доску» матерящиеся «брёвна» с места боевой славы по местам дисклокации. Желая быть нужным, ОН мирил эти свои «должности» с собой, почёсывая между ушами мурлыкающее самолюбие…
– Шампанского! Шампанского! Быстро! Шампанского! Двенадцать!» – не успевал вопеть чей-то полузнакомый «зачинщик» 1–го января. Хлопотун умудрялся нависать всем торсом над массой неоткупоренных совсем бутылок, почему-то не наливая, а создавая волну и вскидывая руками, как будто подводная рыба салями наотмашь тащила его на дно. Бесполезного крикача отодвинули, и пробки полетели в старенькую, позолоченную краской, люстру. «Бом! Бом! Бом!» – бил себя в грудь телевизор и, выставляя на весь экран царь-циферблат, приказывал народу загадывать разумно выполнимое желание. «Бом! Полночь! Бом!»…
«Опять Москва врёт!» – икнулось где-то в Екатеринбурге. Куранты, как всегда, спешили но, как всегда, жалко – не поспевали за страной.
Кажется, только два часа назад было полдвенадцатого! Вчерашний год, не успев повзрослеть, ушел насовсем и, не специально задев локтем, слегка подтолкнул жизнь ближе к краю. Санкционированное веселье, тем не менее, тушило свет без оглядки на застольное свинство и заоконную слякоть. Праздник буйствовал, подспудно кратко натыкаясь на нежный детский вдох мандариновой хвои или на взрослое тёплое ощущение лишнего выходного дня.
ОН ретировался на балкон, до отказа забитый лишними вещами и ничейными гостями. Все предметы находились на своих исконных иконных местах со дня новоселья. Рыжие железки от велосипедов, длинные занозы лыж, тазики без ушек непонятной конфигурации с чёрными продыринами глазков и ещё много кой-чего, так же необходимого для правильного ведения балконного хозяйства, как археоптериксу – руль набора высоты или выхухоли – подгузник. Только нося на себе рудиментарный атавизм маминого: «Пускай стоит. Оно никому не мешает!» терпелось не сбросить всю эту бижутерию на головы зевак улицы Тельмана. Сейчас, с желанием коснуться влажного воздуха, ОН тихо протиснулся между двумя – мужчиной и женщиной – на волю. Внимательно, на боках подошв, чтоб сильно не топнуть в резонанс и в то же время медленным шагом, дабы, перемахнув всю узкую ширину сразу, не выпорхнуть[1] из «гнезда», притёрся к покрученной перилине, поместившись собой на одной шестой части суши белья, и стал наслаждаться капельками ниспадающей на лицо ночи.
Вытеснившись на мнимую наружу, опрометчиво думая, что спасён, и жадно вдыхая моросящий ветряной туман, ОН тут же попал спиной в объятья соседки, в засаде ожидавшей удобного момента с будущего начала прошлого года. /Балкон, по проекту, облизывал две квартиры/. Соседка являлась уроженкой Верхнего Иерихона и, естественно, никогда не повышала голоса без надобности. Но потребность её голосовых связок связывать громкие бессвязные предложения перекрывала все звуки региона на сорок два часа в сутки. Если у рядовых граждан потребность голосовать за царскую бзду о царской мзде просыпается только раз в несколько лет – на «выборах», то соседка «голосовала» из окна бескорыстно все 367 дней в году. Теперь же, вперёд орящая, захлестнула гарроту цепких пальцев на кадыке беспечного и наивного собеседника
