На острове Голодай их предупредили:
– Степь же кишит головорезами! Куда вас несет?
Но те двое, схватившись за гривы коней, уже плыли к берегу, потом скакали в радужных брызгах по мелководью и наконец исчезли за колючими кустами терновника. Оставшиеся еще посудачили:
– Каторжный ладно, туда ему и дорога.
– Степку жаль. Душевный хлопец.
– Хай проветрятся славяне, а то жрем одну рыбу без соли.
– Можэ, золото надыбалы та ховаються?
– И то так.
По выгоревшим под южным солнцем холмам, прибрежным выбалкам всадники отмахали уже верст пять, когда Степан, голый по пояс и в красных шароварах, крикнул на скаку:
– Ненасытец!
Его спутник, похоже, не расслышал, но сторожко осмотрелся, ничего подозрительного не обнаружил, и они продолжали ехать. Донесся неясный гул. Он усиливался, превращаясь не то в стон, не то в рев.
– Ненасытец же! – опять озорно шумнул Степан и направил коня вниз. – Айда на Царскую скалу!
Они спустились к берегу, в дремотные тростники, привязали лошадей. Потом вскарабкались по крутому горячему граниту на площадку и снова увидели, теперь уже рядом, могучую реку, что кипела, неистово билась в обширном пороге. А то, казалось, шептала, колдовала. Время перевалило за полдень, и камни внизу, водовороты, пена – все обретало палевые, а где и фиолетовые тона. Пахло рыбой и высыхающей тиной.
– Ой, сколько тут затонуло, – сказал Степан, наклоняясь к уху собеседника. – Ему же, ненасытному, все мало!
– Он что, змей? – удивился тот, небольшого роста, щуплый, на вид юноша.
– Нет, их много, на шестьдесят верст тянутся.
– Кого?
– Порогов же. А этот, Ревущий, самый клятый. Видишь пекло, где лава рушится? Там главный бес Вернивод притаился. Черным хезает, як смола.
– Брось трепаться. Хочешь, сплаваю к нему в гости?
– Упаси Боже! – Степан даже за голову схватился. Спутник, однако, вмиг снял сорочку, штаны, соскочил вниз и запрыгал по сухим в эту летнюю пору и белесым от помета чаек валунам.
– Пропадешь, дурень! – в отчаянии завопил оставшийся на Царской скале. – Плоты в щепки разбивает. Вернись, Нестор!
Не оглядываясь, тот ринулся в поток. Его подхватило, как перышко, и понесло в пекло.
– Чокнутый! Чокнутый! – причитал спутник. – Что ж я казакам скажу, конек мой дорогой? – он обнял жеребца. – Не поверят. Душегубом нарекут!
Степан беспомощно оглянулся. Могуче стонала река, и вокруг – никого. Гиблое место. Проклятое. Не зря говорится, Верниводовое. Из расщелины скалы диковинно вытыкалась заячья капуста. Над ней примостилась верблюжья колючка, и по-церковному пахло чабрецом. «Андрей Первозванный! – вспомнил Степан святого и перекрестился. – Ты же тут пустынничал. Помоги несчастному. Хоть к берегу прибей. Хоть само тело, чтоб показать на острове, оправдаться».
Он вскочил на коня, взял в повод другого, поправил карабин на плече и поехал искать труп Нестора…
– Свят, свят, свят, – зашептал Степан в замешательстве. Из нагромождения скал брел к нему голый. – Неужто он? Да черт ковыляет! Нет же, глянь. Нестор! Подружил с Верниводом, гад? Или чудо? Спас его Первозванный. Ох, спасибо!
Не помня себя, Степан кинулся навстречу товарищу.
– Штаны где? – спросил тот, качаясь и придерживая ушибленную руку.
– Ох, забув. Оттуда ж не выходят… из пекла.
– Выносить собрался, ногами вперед? Рано, сынок, – весь в кровоподтеках, Нестор смотрел какими-то не такими глазами. Темно-карие,' они словно схватили Степана и, оцепенев, не отпускали. Ему стало страшно: «Ану заколдует, Верниводок. В степную каменную бабу превратит!»
– Я счас, счас, – лепетал он, спеша за одеждой.
Когда они возвратились, на острове Голодае каждый был занят своим. Кто ловил рыбу бреднем, кто спал под развесистой вербой или чистил пулемет. Другие играли в карты.
– А золотишко не там, куда вы ездили. Оно под ногами закопано, – не без лукавства сообщил Нестору чубатый хлопец, что чистил пулемет.
– Ну так рой. Твое будет! – верховые спешились, подошли к нему.
– Э-э, оно заговоренное. Возьмешь – навек закаешься. Мне дед показал, а ему – его дед: ось прямо тут толклись казаки. Зарыли клад, закляли и углядели хлопчика. Давай пороть. «За шо?» – спрашивает. «Не догадываешься, сопляк?» – и ну хлестать дальше. Тот молчит. «Та вин, курвий сын, мабуть, дурный». – «Ни-и, дядькы, знаю!» – взмолился малец. «Говори». – «Бьете, шоб помнил, где клад схоронен». – «От теперь молодец! Оглянись и ступай с Богом».
Пулеметчик заметил синяки на лице Нестора, решил: «Мабуть, тоже за цэ побылы» и с улыбкой приподнял кончики русых усов.
– Хлопчик стал дедом и на плоту сюда приплывал. Та камней нанесла вода, и дуб исчез.
– Какой дуб? – Нестор подсел к пулемету, взял холщовую ленту с патронами и вставил в гнездо.
– Э, э, осторожнее. Куражатся тут всякие, – запротестовал казак, вынимая ленту. – Еще полоснешь по спинам картежников, не умеючи.
Нестор поглядел на него неподвижными расширенными зрачками.
– Ану подвинься! – велел.
– Зачем?
– Давай, давай. Закрой мне глаза, – и взял отвертку. Боец удивился, но тем не менее подсел сзади, обхватил голову Нестора. Тот ощупью, быстро, ловко разобрал и собрал механизм.
