.
Несостоявшиеся судьбы.
Вступление
–Не молчи – сказал он ей, уходя.
–Не молчи – прошу тебя…
Столько слов, столько речей, что не передать,
Им известно, лишь двоим, что сердцем им одним уж не обладать…
Слегка ухмыльнулся и направился вон,
За дверью послышался женский плач и стон…
1
И вот он шёл по аллее Театра оперы и балета.
В глазах темнело от яркого солнечного света.
Взглянет направо – там Анюта, вот же она,
Да только с ней он видит себя:
Как на лавочке смеются, улыбаются,
Словечки между словом переплетаются,
Взглянет налево, в это время вперёд проходя,
У Стелы с Мариной и Светой, видит себя.
Видит себя: как с Оленькой дорогу он переходит,
Всё это вспоминает, мыслями где-то бродит.
Казалось бы «ловелас», «смутьян», наконец!
Пусть будет стар, а душою юнец.
Жизнь хороша, но тому слову замена,
От чего же грусть невыносима, что не выйти из плена.
Штиль или шквал дул ветер?
Наколочки на пальцах тому свидетель.
Вот всё что есть, один душевный путь,
На пальце одном, наколот «скрипичный ключ».
Веселая жизнь? Ну, это она как…
Да относительна ль жизнь, что разве этот мрак?
«Как напрягает всё то, что вижу…
То чего есть, почему-то не слышу» -
Молвит в себе, тяжело вздыхает,
Между этим все вперёд он шагает
Ушёл в мысли глубокие, ссутулившись как дед,
В мысли ушёл уличный поэт.
Опомнившись, выпрямится, где находится – вспомнит,
На витрины магазин украдкой взгляд уронит.
Не узнает себя он в отражении
Взгляд к небу подымет – лучшее решение.
Он хотел когда-то чего-то достичь,
При этом и в дом принести дичь,
За двумя зайцами, быть может,
Но нашёлся тот, кто за это его подытожит.
Известен он был по кличке Страдивари, кто бы узнал,
Но настоящую фамилию и имя, никто не знал.
Вспомнит неоднократно друга своего,
Как часто в баре пил с ним вино.
Вместе по девицам, до утра гулять.
Но успели его за дела лихие взять…
Сидит его друг Жанео, в тюрьме дружище сидит,
И вот Страдивари в одиночестве вольным на солнышко глядит.
***
2
Только-только купили новую машину.
Вдвоём с похмелья протирали резину,
Марк и Лавр ехали по объездной,
Глаза по сторонам, миг жизни такой…
Только начали путь предпринимателя -
Ехали себе, два приятеля
– Ой, не говори мне Жора, Лавруша,
Ты уж лучше меня послушай,
–Да чё мне говорить, я знаю каков свет,
С этим магнатом будет процент!
–На первого попавшего ты зенки озираешь?
Надо проверить его! Неужели не понимаешь…
–Ой езжай давай, чё, мне в лом!?
Сегодня же к вечеру всё пробьем!
– Вот и пробивай.
– Вот и пробью.
–Пробивай.
–Пробью.
–Тормози.
–Торможу.
Без светофора была дорожка впереди,
Старушка старая шла. «Ты ж не спеши».
Еле-еле передвигая ноги,
Клонясь к земле, клонясь к порогу,
Немного тишины, господа, в бокал.
Тут Марк не сдержался, начал:
– Надо ведь так однажды, родиться и жить.
А под старость брошенным таким вот ходить,
Ради кого были заботы, хлопоты,
Дети, семья, дом, работа…
Теперь никому ненужным, вот лицезрей!
–Ты ж ответь на вопрос, да поскорей.
В любом случае, все мы такими были
–Найти бы, совести – перебив,
– Что бы, так наши мамы ходили?…
– Так ведь не каждый может себе позволить
Свою старость прихотями разными, годы обезболить…
–А ты только прикинь, если каждый
Случись тут что, однажды.
Поймет человек, мол надо жизнь свою жить так
Под старость золотой плиткою, на столах коньяк.
– Утопия! Ведь каждый желает на бас!
Да наше с тобою время такое не даст.
Машина тронулась, продолжил Лавр тут:
– Хоть кем ты сейчас, слабак или крут,
Оно какое тяжкое бывает,
Жизнь и без «коврижек» другим догоняет.
– Что же старушка у тебя в жизни было?
Злом ли добром оно у тебя слыло…
–Когда-то все мы по-детски смеялись,
Да судьбы эти не состоялись…
Подъехали ребята ко двору,
Подъехали они к дому своему.
За столиком на лавочке пили синдикат
Один встал, словив их взгляд.
–Ох ты, ты ж посмотри,
Какую кобылу купили пацаны!-
Те вылазят, серьезных из себя строят.
Что сказать, ведут себя достойно.
– Ну что, ребят, за сколько взяли?
Маркуш, неужто ль угнали?
– Нет, дядя Лёнь, купили.
– Ой не говорите, что накопили…
Дядя Лёня по кличке Лихей,
Старый урка, поищи из современных людей.
Пол жизни провел в лагерях,
А свобода и ныне лишь в снах.
Четыре ходки – и срок то хороший,
Урке уж пятьдесят, а душа помоложе.
Ребята уважали дядю Лёню,
И за человечность, и за словесные разгоны.
Порой присядет, втроем поговорить,
Пошутить, за «жили-были» поговорить,
И на полчаса или час,
Тема на тему, непрерывных фраз.
В карты играть с ним никто не решается,
То ли боится, то ли стесняется?
В два счета оставит в дураках.
Лихей же он лих, своенравный нрав.
И вдогонку еще чего «смочит»:
–Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!-
Прожил он жизнь, и доживает свое,
За столиком синдикат, на праздник вино.
Молодость ушла… Течет ли слеза?
Летом дома сидишь, а все смех из-за окна.
И молодых бойцов в краску вгоняет,
Те опустят глаза, себя стесняют.
Не каждый поймет, за что уважать,
Да и не каждый о том мог бы сказать.
Пока Марк с Лихеем галдел,
Лавр у Наташи сидел.
Кушал тортик, пил чаёк,
Когда говорила она, молчал тот.
– Лавр, я реально уже устала.
Ну, когда ты начнешь жить? Все достало, достало…
Ну, найди ты уже работу,
Живи как все. Что не охота?
Давно пора, ведь уже двадцать пять…
Ну что ты молчишь? Выгодно молчать?
