С питанием пока выручала церковь библейских христиан, но там стали смотреть косо. Все эти богатые корейские бабки были, как с голодного острова, и всё объедки тащили к себе в нору.
Мама теперь знала, куда её дочь ходит каждое воскресенье. Она сказала только:
– А там тебя никто не устроит на работу?
Настя даже удивилась: а почему её кто-то должен устраивать?
– Мама! – воскликнула наша толстая девушка со слезами в голосе. – Они ненавидят русских!!! Со мною только тётя Лиза разговаривает, больше никто!
– Тогда зачем ты туда ходишь? А мужичка там нет для тебя?
– Мама!.. Ты опять…
– Только нерусских нам не надо.
В церкви их было всего трое славянок, но они не дружили, и даже не здоровались. Раньше ходила сестра2 Лариса, жена пресвитера Миши, приветливого и открытого корейца, и Настя принимала её за русскую, – с вытянутым лошадиным лицом, с безобразной фигурой-луковкой, – но и та оказалась российской немкой, причём очень глупой, а вовсе даже не «арийкой».
Сестра Тома Сон состояла замужем за корейцем, но он, этот неудачник, давно находился в бегах. Его безуспешно пытались отыскать в соцсетях.
Ульяна была соседкой Насти с третьего этажа, она её и пригласила в их церковь, чтобы угодить тёте Лизе, у которой не было роста, но чем живёт сестра, Настя не ведала. Хитрая проповедница всё пыталась вынюхать у неё правду о загадочном Ульянином муже, но Настя ничем не могла ей помочь. Сестра Ульяна к себе не приглашала, и к Насте не рвалась. Наверное, Ульяна даже не помнила Настю в лицо.
А ещё был у них престарелый брат Яков Хан, кореец. Ульяна ему нравилась, и он всегда старался её приобнять, а Настю брат терпеть не мог. Сестра была высокая, видная и загадочная, с нереально молодым, как наливное яблоко, лицом, и уже седыми волосами, а Настя – невероятно толстая, она же всё время ела! У неё, казалось, кожа сейчас треснет и польётся жир, как сок из переспевшего плода.
Через час отсюда в Чистый переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…
Сестра Ульяна была очень злой на язык, на неё даже проповедница, добрейшая тётя Лиза, кричала. Детей Ульяна называла «щенками», а Настю – «сентиментальным танком». Книг Настя не читала, и не знала, что это из романа Юрия Германа «Дорогой мой человек», – лирическая героиня, противная и истеричная Варя, называла так свою подругу, с которой стирала бельё для военных.
Брат же Яков был очень активен. От него просто не было спасу. Его старая жена торчала за границей, смотрела за детьми в Швеции, Венгрии, Турции, а он жил в Каустике3 один, и целыми днями проводил в церкви библейских христиан, – особняк, выстроенный четверть века назад, уже рушился и постоянно нуждался в ремонте. То лапы ломит, то хвост отваливается. То трубы текут, то нагревательный котёл не в порядке. А может быть, брат Яков просто отдыхал душой со вдовствующей импера… проповедницей, и на что-то рассчитывал. Он зазывал Улю домой под видом занятий вокалом, но она так и не пришла.
Каждое воскресное служение брат Хан, как чёртик из табакерки, вскакивал с места, выкрикивая всякую собачью чушь:
– А можно я скажу? А у меня есть свидетельство!
– Давайте, Яков, – вежливо разрешал пастор.
Они с братом Яковом были ровесники. И Насте что-то резало слух, и она понимала: двое очень пожилых людей не называли друг друга по имени-отчеству!
– В этот понедельник я весь день провёл в церкви, чинил котёл. И я так устал, что Елизавета Петровна вызвала мне такси. Но оно не приехало, а связь вообще пропала. И тогда я сел в автобус и вспомнил, что у меня дома кушать нечего, а автобус как раз к магазину подъезжает. Вот, оказывается, в чём Божья любовь! Вот как Бог заботится обо мне, напоминая, что мне надо купить в магазине покушать!
– Аминь!
И все похлопали.
И прочая ахинея.
– Вот бы мне выйти в интернет!
И после служения к брату Якову подошёл Кира, внук проповедницы, и сказал строго:
– Вам нужно будет открыть свой канал на Ютубе. Если у вас будет там десять тысяч подписчиков, вы будете получать миллион рублей!
– Открою!!!
Проповедник церкви всё приставала к Уле, о чём ей нужно молиться. Но сестра отмалчивалась. Проповедница и её корейские бабки, что приезжали с родного Северного Кавказа, были очень коварны. Если Уля прямо и честно говорила, что молиться о её бедах совершенно бесполезно, на неё нападали: «А зачем ты тогда сюда ходишь?» Если отмалчивалась, Елизавета Петровна говорила с ненавистью: «Ты не доверяешь Богу, если ничего мне не рассказываешь! Тебе наплевать на Бога!» Если же молитвы не исполнялись, то опять попадало Уле, что она не подкрепляет их активными действиями. Но на неё не так-то просто было повлиять. Проповедница немножко пасовала перед этой сестрой и разрешала уже ласково: «Если не хочешь, то не говори…»
